Ловушка для губернатора

– Следствие идет. Продвигается.

– И что? Вот вчера, например, кого-нибудь поймали.

– По горячим следам не удалось, – глухо сказал Панин. Он, похоже, переживал больше всех.

– Еще убит журналист Санин. Вы же знаете, как общество реагирует на гибель журналистов, – вмешался в разговор Русаков. – Каждая гибель журналиста – дело политическое.

– Мы держим ход расследования под контролем, – заметил Горелов. – В данном случае политики вообще нет.

– Какой-то заговор молчания, – хмыкнул Тонковидов. – Ничего не знаю, а если знаю – ничего никому не скажу. Что ж, все свободны. Через два дня жду конкретики. Не будет – буду докладывать на самый верх.

Когда все вышли, Русаков спросил Антона:

– А почему два дня?

– Не знаю, – раздраженно ответил тот. – В голову пришло. Ты лучше спроси, почему они ровно сидят, а дело не с места. У меня, например, ответа нет. Только догадки.

После обеда у Тонковидова был прием по личным вопросам. Он ждал этого события почти с ужасом и, в общем-то, эти опасения оправдались. Четыре часа постоянного общения с людьми, которые шли сплошным потоком. Большинство частных вопросов могли быть вполне решены на местах, едва ли не на уровне ЖЭКов и РЭУ, но не решались. А у кого-то наоборот была серьезная проблема, например, жилищная и ее не мог решить и сам губернатор, поскольку она требовала серьезных денежных вложений. А для каждого передвижения бюджетных денег требовалась, как минимум масса обоснований, поскольку любое нецелевое использование средств было чревато неприятностями. Кто-то просто хотел пообщаться с начальником, присланным из столицы, поговорить, услышать мнение. Тонковидова такие люди ужасно злили, но он изо всех сил старался соблюсти приличия. Конкретные вопросы два помощника старательно фиксировали, чтобы спустить ниже, дать ответ в установленные сроки. Пару раз Антон делал перерывы, пил чай с лимоном, выходил в соседнюю комнату умыться, но все равно было тяжело. Ему казалось, что посетители – полчища энергетических вампиров, высасывающие у него кровь.

Телефон стоял на беззвучном режиме, и он изредка бросал взгляд на дисплей. Ничего сверхординарного, лишь ближе к концу дня дважды позвонил Русаков. Тонковидов знал, что по пустякам Ростислав беспокоить его не будет. В ответ написал, чтобы тот к 18 часам ждал его в приемной.

Антону казалось, что поток не закончится никогда, но все-таки в положенное время допуск к нему прекратился. К счастью, из кабинета, где он вел прием, был другой выход, обеспечивавший ему возможность не пересекаться с жаждущими общения с руководителем. Он вышел в прохладный коридор и с облегчением направился в сторону кабинета губернатора.

Русаков уже ждал его в приемной.

– Заходи, – на ходу бросил ему Антон.

Ростислав прошел за ним в кабинет. Врио губернатора даже не дошел до стола, упал на кресло возле окна. Расстегнул ворот рубашки, распустил узел галстука.

– Слушай, умотали меня эти ходоки, – пожаловался он Русакову. – У меня такое ощущение, что в этой области никто до сих пор вообще ничего не делал. Или просто от народа шарахались. Ну, ладно, говори, что у тебя.

– Мне звонил Еронко. Журналист, – сказал Ростислав. – Говорит, что от погибшего журналиста Санина пришло послание. Он перед смертью написал. Там что-то сенсационное.

– И что?

– Начальство его давать это опасается. И вообще делу ход давать не хочет. А он говорит, что должен нас ознакомить.

– Хорошо, встреться. Только вот что, – Тонковидов слегка задумался. – Пусть тебя кто-нибудь прикроет.