Закон Мерфи в СССР

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тася, неси веревку! Будет, зараза, сидеть на привязи! — выкрикнул я, а потом едва сдержал матерщину: с жутким скрипом один из металлических листов крыши сорвался и поехал вниз. — Осторожно!

Вот ведь — коза! Всё-таки лезть наверх придется... Благо — не над жилыми комнатами прореха, а над крыльцом...

— Гея Беёзой победил Майкизу! — хлопала в ладоши Аська, высовываясь в окне. — Уя-я-я!

Её умение каждый день придумывать и изображать новый младенческий акцент меня всегда восхищало. А еще — я был искренне благодарен этой маленькой хорошенькой девчульке за то что, хоть кто-то обрадовался и оценил мой подвиг по достоинству!

* * *

Я как раз сидел на крыше и по-варварски присобачивал сорванный лист жести на место, размышляя о том, что хорошо бы крышу покрасить: в красный или зеленый цвет. А потрескивающие ребра как бы намекали: лучше для этого нанять специально обученных людей.

— Высоко сижу, далеко гляжу-у-у-! — раздался жизнерадостный мужской голос. — Эй, Соловей-Разбойник, встречай гостей! Или ты не Соловей-Разбойник? Ты — Робин Гуд?

Это был Исаков: в идеально подогнанном бежевом костюме, роскошном кашемировом пальто, весь загорелый, белозубый и прекрасный, как эскимо на палочке.

— Гай Гисборн! — сказал я. — Я — Гай Гисборн, рыцарь без страха и упрека, а не какой-то там лесной разбойник, сколько раз можно повторять? Я людям причиняю счастье, наношу радость и навлекаю добро на их головы. А вы, Владимир Александрович, дела пытаете, или от дела лытаете?

— Ахахаха! — запрокинув голову раскатисто рассмеялся он. — Тоже мне — Гай Гисборн! А говоришь как Бабка Ёжка. Спускайся, с небес на землю, Белозор!

В этот момент на крыльце появилась Тася — я услышал как она ойкнула, поздоровалась и предложила:

— Ветра нет, я вам в беседке накрою на стол, хотите? А то дети в большой комнате уснули...

Мы с Исаковым переглянулись и Владимир Александрович сказал:

— Да я только за! Покурю, по крайней мере...

— Так вы ж вроде не курите? — я даже ногой мимо ступеньки приставной лестницы промахнулся.

— Закуришь тут... — помрачнел Исаков.

Я спустился, отряхнул от грязи рабочие штаны, переодел ватник на более-менее приличную куртку, которая висела на гвоздике у крыльца, сунулся в дом за самоваром и, пыхтя, притащил его в беседку. Самовар был большой, пузатый и блестящий, и плевать, что электрический: всё равно — атмосферно!

— У-у-у-у, холера ясна! — дернулся Исаков, когда привязанная к дальней яблони коза выглянула из-за дерева и уставилась на него своими бельмищами.

Погрозив пальцем Маркизе, он уселся аки барин в деревянное кресло в углу беседки, закинул ногу на ногу и достал из внутреннего кармана пиджака, черт бы меня побрал, сигару! Такого я еще в этом времени не видал! Ну да, с Кубой дружили, так что чисто теоретически сигары в СССР могли водиться, но — пока что любителей такого буржуйства мне не встречалось. А Владимир свет Александрович откусил своими великолепными зубами кончик табачного цилиндра, выплюнул его куда-то за плечо, в мой, кстати, сад, достал спички и закурил.

Табачный дым повис в воздухе густым маревом.

— Третий секретарь ЦК КПБ, каково? — вдруг сказал Исаков.