— Не, это без меня, Миша. Я вон лучше огурчики из баночки... Очень они замечательные!
Вообще-то, хрустеть репчатым луком в вагоне — это было чистой воды издевательство над попутчиками. Но мне после четырех порций "Столичной" было практически наплевать, я вполне мог рассчитывать на крепкий и безмятежный сон. А что касается вкусовых предпочтений... Ну, нравится человеку погорячее, ну что тут поделаешь?
И пока я хрустел миниатюрным и божественно вкусным огурчиком, он вмиг достал коричневую небольшую луковицу, очистил ее ножом, разлил остатки огненной воды по стаканам, мы чокнулись, выпили и закусили.
— Ой! — удивленно сказал Миша. — А чего это такой сладкий лук?
— Ой! — сказала появившаяся из ниоткуда бабуля. — Ты чего тюльпаны жрош, рэмень?
Я медленно сползал под стол и давился от дурного смеха. И как после этого не любить поезда?
Глава 14, которая могла бы быть началом второй части
На перроне меня встречала Тася. И Исаков. Точнее даже так — Исаков. И Тася. Они сюда пришли явно самостоятельно, никак не координируясь, и теперь явно чувствовали некую неловкость. При этом Владимир Александрович источал из себя ауру великолепия и оптимизма, сверкал улыбкой и периодически здоровался то с одним, то с другим человеком из ожидающих поезд. Он в Минске без году неделя, откуда успел со всеми познакомиться?
Тася стояла чуть поодаль: красивая, разрумянившаяся на морозе, с непокрытой головой... Она Исакова всегда опасалась, а потому — держалась в стороне. И хорошо, и замечательно: он на хорошеньких женщин смотрел всегда очень плотоядно. Примерно как на говяжий лангет.
Когда я шагнул по металлической лесенке вниз, на припорошенный снегом асфальт перрона, наш восхитительный третий секретарь парткома БССР мигом раздвинул встречающих и едва ли не в самое ухо радостно прокричал:
— Ба! А вот и ты! Я думал — не доедешь! Волков мне ужасных ужасов по телефону наговорил, и просил тебя вот так прямо с поезда встретить, чтобы ты горячку не порол!
— Горячку? — удивился я, пытаясь как-то вывернуться из его цепких лап, чтобы добраться до Таси.
— Он просил передать, что Федоров был у него, и никому хлебальники теперь бить не надо, и все фотоматериалы уничтожены... Так! Ты что — пил?
Я не успел никак отреагировать и ничего ответить: Тася решительным жестом отодвинула Исакова, прижалась ко мне, крепко поцеловала, а потом сказала:
— Привет! На самом деле — пил! Ну и зачем?
— Задолбался, потому что. Да и что я там выпил? Я больше ел... — пришлось мне проводить разъяснительную работу.
— Кидайте вы этого рэмня, гражданочка! — высунулась из поезда бабуля. — Они тюльпанами гарэлку закусывали, пачвары!
— Тюльпанами? В ноябре? — глаза Таси стали круглыми и приобрели опасный оттенок крыжовника. — Белозор, почему я не удивлена?
И что я мог сделать в этой ситуации? Оправдываться и доказывать свою непричастность — дело гиблое, потому мне оставалось только подхватить ее на руки и побежать в сторону пешеходного моста, который возвышался над железнодорожными путями.
— И-и-и-и, пусти, дурак дурной! — пищала Таисия, но было видно, что в целом девушка была в восторге.
ebooksa