Симфония кукол

22
18
20
22
24
26
28
30

– Плохое решение – делать пол из песка. Согласитесь. И ходить неприятно, и обувь портится. А как говорится, туфли – зеркало души джентльмена. Или так не говорится? – Он хохочет, прячет платок в карман, отряхивает ладони. Поправляет халат и с видом художника, только что закончившего картину, встает возле ширмы.

– Ну что? – Он торжественно, как опытный продавец, готовый представить шедевр критикам, стоит возле ширмы. – Барабанная дробь… – Он хватает за край ткани двумя руками. Выдерживает паузу, интригует, косится на меня.

– Вуаля! – Он сдергивает ткань и бросает ее на песок. Радуется, кривляется и корчится. Стучит себя ладонями по коленям, подпрыгивает, поправляет сползший парик, переминается с ноги на ногу, словно его приперло в туалет.

– Вуаля! Вуа-ля! Вуа-вуа-вуа-ля! Тада-ам!

Под тканью скрывалось здоровенное зеркало.

– Теперь видите? Ну как вам? А? Впечатляет?

Он скачет и двигает ширму, чтобы мы могли получше рассмотреть отразившуюся в зеркале ужасающую конструкцию.

– Весомо? – Он чуть ли не катается по полу со смеха. – Весомо? А?

Меня трясет. Он псих. Натуральный психопат.

– Правду говорят, что месть сладка. А наказание куда слаще меда. – Он заикается от перевозбуждения. – А знаете, как еще говорят? Правды нет на земле. Вот такой вот парадокс. Ее нет, и в то же время все о ней говорят. И я тоже говорю. А ее нет.

Он встречается взглядом со своим отражением и застывает. Его рот открывается, он дует на стекло, которое запотевает, и его рука протирает след краем халата.

– Нет ни правды, – он переходит на шепот, – ни чести, ни справедливости. Никакой суд не в состоянии восстановить справедливость. Ни верховный, ни высший, ни божий. Все это – пустые слова.

Он отворачивается от зеркала и вновь становится веселым.

– Я недавно осознал один факт: закон, цензура, правила, манеры – все это прерогатива бедных. Воспитание, принципы и прочие ненужности придуманы, только чтобы мешать жить. Принципы. Хах. Их тоже почти не осталось. Вымерли, как мамонты, как динозавры, как правда. Не осталось ничего святого. Вокруг и разговоров только, как обмануть ближнего да как повыгоднее продать совесть. Новая религия в расцвете. И главное божество – деньги.

Он несет полнейший бред! И здесь нет ни камер, ни зрителей. Это никакое не шоу. Кошмар. Меня сейчас стошнит.

– Да, друзья, – продолжает он сквозь неправдоподобный смех. – Суд не может. Государство не может. А я смог наказать. Смог! – Р замирает, мгновенно перестает смеяться. Отходит от зеркала, останавливается, строго смотрит на нас через отражение и загробным голосом говорит: – Внимательнее изучайте. Скоро начнется игра!

Глава 3

Никита свернул в переулок. На проспекте с парковкой постоянные проблемы, пришлось оставить машину в нескольких кварталах и прогуляться пешком. Он всегда так поступал, если Рамуте просила встретить ее после работы. Срывался, где бы он ни находился, и спешил к своей девушке; возможно, она была «его девушкой» лишь по его мнению, Рамуте избегала давать определение их отношениям, но Никита предпочитал думать, что у них серьезные отношения.

Ему нравилось прогуливаться. Он успевал собраться с мыслями и насладиться ожиданием встречи.

К тому же можно срезать через дворы и по пути заглянуть в маленькую пекарню. Ничего особенного, обычный ларек со свежей выпечкой. Но в нем продавали пирожное «Корзинка с кремом» – любимое лакомство Рамуте. Это он тоже знал. Если верить ей – это пирожное с тем самым вкусом из детства, с настоящим кремом.