Десять тысяч часов

Тем временем, Пулат спросил про Бориса: был ли у Константина ребёнок. И мог ли он его «слепить» в ДТЧ.

— Мы не знали о личной жизни друг друга, — сказал Басир. — Даже мой, на тот момент, друг Омар не знал, что у меня есть сын. Поэтому я тоже мог не знать о детях Кости. Если же его сын ненастоящий, то, вероятнее всего, Костя перенёс его из виртуальности в реальность. Это возможно. Но не знаю есть ли смысл так заморачиваться, только если он очень хотел этого ребёнка.

Сабира взглянула на Бориса, по его носу стекала слеза. Было понятно, что Константин не любил своего сына, поэтому у него были какие-то свои корыстные цели на мальчишку, тогда ещё совсем маленького. Выдерживать больше всю эту несправедливость и боль не осталось сил, поэтому Сабира отключила свой наушник и вышла из комнаты. Вся преисполненная гнева она направилась в кабинет главной причины всех её внутренних метаний.

Глава 20

Воробьёв не намерен был сдаваться в отношении Сабиры, но нервы эта девчонка потрепала ему знатно. Он уже совершенно не мог думать о работе, не мог сосредоточиться на поисках ключей от ДТЧ. Толку от зацепок не было. Похоже, что чёртов Басир постарался. Но ничего. Это не сломит дух бизнесмена. Он — Константин Воробьёв. И пусть ключей нет, зато только он знает, где находится игра. Поэтому и мог позволить себе день за днём перелистывать фото знойной и неприступной таджикистанки, искать вдохновение для нового письма. Ну, или для запроса в нейросеть. Константин часто слал Сабире романтичные письма, но она не ответила ни на одно. Могла бы ему хоть слово сказать доброе, все остальные женщины таяли пред такой тонкой душой в суровой оболочке. Но она как будто и вовсе их не читала.

Дверь в кабинет распахнулась, от неожиданности Константин подпрыгнул. Кого там принесло?! Но, оглянувшись, обомлел. Даже с радости отключил все меры безопасности, чтобы они не помешали любви. Перед мужчиной стояло долгожданное украшение — Сабира. Она пришла к нему на разговор. Сама. Мужчина схватил смуглую ручку и с жаром поцеловал. Девушка отдёрнула ладонь. Но уже сам этот интимный жест — касание кожи неприступной самки — совсем свёл с ума несчастного Константина.

В кабинете Сабира подошла к столу и села на него с почти детской непосредственностью. Молодость, безусловно, была её достоинством. Константин опустился на кресло. При другой женщине он, пожалуй, вёл бы себя иначе. Тоже бы сел на стол или приблизился к ней, поймав в капкан объятий. Но эта знойная красавица могла и укусить.

— Удивлён вашему визиту, — улыбнулся Константин. — Неужели я могу расценивать это, как взаимность? Впрочем, оно мне не надо.

— Да ну. И чего же вам надо?

— Просто созерцать… «Я люблю, не нуждаясь в ответном чувстве», — Константин очень удачно вспомнил цитату из русской классики.

— А я думаю, что тебе надо испортить жизнь всем вокруг, но захапать себе как можно больше.

Мужчина напрягся. Пусть Сабира всегда общалась дерзко, однако никогда не опускалась до «ты».

— Я вас не понимаю.

— Ты испоганил жизнь многим людям, предал друзей. И даже сына зацепил своей сволочной натурой, — лицо Сабиры выглядело так, словно она унюхала что-то противное.

— Неужели? — Константин окончательно перестал улыбаться.

— Где игра? — от вопроса девушки в Константине всё всколыхнулось. — Я знаю, что она у тебя. Я переломаю тебе все кости, если ты не скажешь мне, где игра.

Мужчина заливисто рассмеялся. Так не зря он подозревал Пулата, тот всё-таки искал ДТЧ и был за одно со своей подружкой, которая корчила из себя сейчас мафию. Но пацанёнку хотя бы хватило ума не заявляться вот так в логово дракона. А эта мелкая девчонка решила угрожать ему… Ему! Константину Воробьёву!

— Ты думаешь, что я всё расскажу тебе за твоё красивое личико? Или действительно надеешься со мной побороться?

— Освежись, — бросила Сабира. И незаметно для Константина оказалась рядом с ним и засунула его голову в аквариум.

Первый миг погружения в воду обычно такой короткий, что люди не замечают спокойствия, которое вдруг становится всепоглощающим. Но сейчас все чувства Воробьёва были острыми — он смог вспомнить время, когда его так обволакивало со всех сторон: тогда он находился в утробе матери. Не было ничего кроме тишины, темноты, приглушённого голоса и теплоты главной женщины в его жизни. Он был даже не малышом, а малюсеньким зачатком человека, когда впервые услышал своё имя. Костя… Красиво, мне нравится, мама, тук-тук. Мне очень нравится моё имя. Мама погладила его. И хоть между ними была стена, он чувствовал, как нежная рука проводит по головке. Мне очень нравятся твои руки, мама. Бесконечная нежность и безусловная любовь — больше ничего Костя и не знал. Мама, ты где? Мама.