Насилие

— Да, но это сложно. Много ли людей живут своей мечтой? Два-три процента? Например, ты, Гарольд. У тебя есть мечта?

— Есть одна, — смущенно ответил он, — но я не хочу о ней говорить.

— Дело твоё.

— Найджел, мне интересно твое мнение по одной теме… — замявшись, сказал Гарольд.

— Ну же, не томи, скоро принесут еще выпить, — я всячески подталкивал Гарольда к разговору.

— Я заметил одну интересную вещь, — он слегка подался вперед, переживая, что нас услышат за другими столиками, — люди всю жизнь работают за еду и кров, чтобы просто умереть позже других…

— Подкину еще пару центов в твою мысленную копилку, — в этот момент я достал несколько монет из внутреннего кармана пиджака (я всегда ношу пару монет в костюме) и положил их на стол, — меня мучает вопрос: зачем молодые пары заводят детей, не имея должных средств и жизненного опыта? — я медленно двигаю одну монетку в сторону Гарольда. — Чтобы обречь их на жизнь, полную бессмысленной суеты и катастрофического безденежья. А потом узнать, что их ненаглядный сынок уже успел попасть в кучу передряг и умереть от передозировки на своей съемной квартире из-за багажа комплексов и проблем?

— Зачем вообще жить, если у тебя нет цели? К чему так долго мучиться, страдать от болезней, терпеть других, когда можно избавиться от всего этого с помощью обычной веревки?

— Верно, — я активно поддерживал диалог, но понимал, что полное осознание сказанного Гарольдом придет ко мне позже, — я считаю, что цель должна быть правильной. Часто люди, которые решают уйти из жизни, уходят лишь потому, что добились желаемого, добились той «цели», к которой шли, и им больше нечего делать. Все просто.

— А разве умереть рано, сделав все, что хотел, плохо? — Гарольд впервые за пять минут посмотрел мне в глаза. Мне стало не по себе.

— Даже не знаю… — я задумался. — Многие боятся оставить любимых людей в одиночестве. Они действительно любят. Им нравится, что хоть кто-то не одинок, даже если ради этого приходится отдавать всего себя.

— Я считаю, что такое поведение отражает всю эгоистичную натуру человека, — Гарольд начал активно спорить из-за спиртного, — они просто не представляют жизнь других людей без себя. О нет! «Как же я буду жить без своего любимого? Без моего милого Чарли?!» Да свободно она будет жить! Возможно, она специально романтизировала кончину бедного Чарли, чтобы утешать себя с другим мужиком.

— Может, ты и прав, не знаю.

Я не поклонник философствования на различные темы, но не потому, что не люблю это делать, а потому, что в ответ на мои суждения слышу либо простое одобрительное мычание, либо полное непонимание того, что я хочу донести до собеседника. Но с Гарольдом я мог говорить о чем угодно: о политике, о религии, об испорченности современного общества. То есть о нашей испорченности.

Пообщавшись на разные темы еще час, выпив еще пару стопок, мы направились к выходу. Неожиданно я заметил Карму. Черное короткое платье, подчеркивающее грудь и талию. Соблазнительные лодыжки. Обожаю женские ноги. При взгляде на нее во мне просыпается голод. Да, она определенно хороша. Она идет в нашу сторону. Не обращая на меня никакого внимания, она заводит разговор с Гарольдом. Это меня раздражает, но я пытаюсь не подавать виду. Гарольд выглядит обескураженно, в то время как она шепчет что-то ему на ухо. Карма целует его в щеку и уходит. Даже не попрощавшись со мной. Мы встречаемся уже полтора месяца, но эмоциональной отдачи от нее так и нет. Когда она начала проходить мимо меня, я попытался приобнять ее за талию, но в ответ услышал лишь «Не сейчас». Она ушла.

— Ладно, давай я подвезу тебя, — сказал я Гарольду, положив руку ему на плечо.

Он кивнул, мы вышли из бара и сели в машину. Далее последовал крайне неприятный диалог, инициатором которого на этот раз был не я:

— Ммм… Вы с Кармой давно вместе? — смущенно спросил Гарольд.

— Месяца два, а что?

— У вас все хорошо?