Московскую главу в русской литературе открывает «Задонщина», рожденная радостью победы в устье Непрядвы. Из сердца поэта вырвались слова, потом многократно повторенные Москвой: «Нам земля русская есть подобна милому младенцу, матери своей». Трудности казались нескончаемыми, они приходили с Запада и с Востока. Максим Грек, известный публицист, нарисовал в одном из сочинений образ женщины, присевшей у дороги и окруженной дикими зверями. Таким представлялось ему положение Руси Московской. Но все перебороли внуки Дмитрия Донского! Старина и новизна становятся единой героической былью, которую в свое время с редкостной разговорной непринужденностью воспроизвел в стихах Лермонтов: «Ведь были ж схватки боевые, да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия про день Бородина!»
Петербургу - Петрограду суждено было стать городом трех революций, поддержанных Москвой и страной. Ленин вновь сделал Москву первым городом революционной страны, вставшей на путь социального переустройства, строительства нового мира. В 1922 году в Москве на I Всесоюзном съезде Советов было провозглашено создание СССР. И с особой силой вспыхнула любовь к Москве.
Новь рождает интерес к былому. Нельзя не вспомнить, что писал в «Журнале моей поездки в Москву» Виссарион Григорьевич Белинский: «Из всех российских городов Москва есть истинный русский город, сохранивший свою национальную физиогномию, богатый историческими воспоминаниями, ознаменованный печатью священной древности, и зато нигде сердце русского не бьется так сильно, так радостно, как в Москве».
Москва, которую некогда называли ситцевым царством, стала городом машиностроения и металлообработки; в ней созданы такие отрасли, как автомобильная, подшипниковая, электротехническая, авиационная, радиотехническая, приборостроительная… После того как были открыты Волго-Балтийский водный путь и Волго-Донской судоходный канал, суда от московских причалов пошли к Каспийскому, Азовскому, Черному, Белому и Балтийскому морям… Размах жилищного строительства носит всенародный характер. Достаточно сказать, что в городе строится сто тысяч квартир в год.
Город хочется сравнить с живым существом. Но Москва не имеет ничего общего с жутковатым образом, нарисованным некогда бельгийским поэтом-урбанистом Эмилем Верхарном: «То город-осьминог, спрут пламенный, со щупальцами жадный, костяк торжественно громадный». Нет, Москва, разросшаяся до гигантских размеров, не утратила ни своего живописного разнообразия (им всегда восхищались путешественники!), ни ощущения домашности, родственной близости каждому из нас. Семь холмов теперь не больше, как историческая метафора. Строители, работающие над устройством и переустройством, знают, что ровная местность - идеальное пространство для города, в котором улицы с нескончаемым потоком машин напоминают кровеносные сосуды. Как кровь питает ткани, так движение насыщает городскую жизнь. Где во времена Ивана Калиты пастухи гнали по ровным дорогам, ведущим к Москве-реке, стада на водопой, там ныне неутомимые регулировщики движением руки останавливают напоминающие стада лавины мчащихся машин.
Парки и скверы - легкие города, и они непрерывно проделывают очистительную работу, хотя, будем глядеть правде в глаза, нелегко им справляться со своим делом. Год от года увеличивается машинный поток, заполняющий улицы и площади столицы. Если совсем недавно сажали по преимуществу неприхотливые тополя, то теперь все чаще - липы, березы, клены, ели… По Ленинградскому проспекту движутся реки машин, а в середине - оазис-аллея, где благоухают цветущие липы, манящие к себе пчел. Конечно, воздух в центре должен быть чище, но ведь это - трудный вопрос, который предстоит решать во всех больших центрах мира.
Магазины, рынки, столовые, рестораны, закусочные - желудок города. Москва издавна славна хлебосольством. Один из самых древнейших обычаев - встречать гостей хлебом и солью. Хлебопек - древнейшая московская профессия. Ни в одной летописи не отмечено, но можно ничуть не сомневаться - хлебопеки всегда были. В первом упоминании о Москве было сказано, что Юрий Долгорукий устроил «обед силен». А какой же обед без хлеба? Московское пристрастие к хлебу нашло отражение и в названиях. Один из переулков старого города и сегодня именуется Хлебным. Теперь хлеб необычайно дешев и имеется на все вкусы. Оценивая свои московские впечатления, американец Фред Д. Пфенинг отметил на страницах журнала «Бейкинг индастри»: «Мне кажется, что большинство американцев, путешествующих по России, здесь едят хлеба больше, чем у себя дома. На наш взгляд, русский хлеб очень вкусный…» Одно из горестных воспоминаний военных лет - хлебные карточки, ограничивающие покупку хлеба. Самая тяжелая работа считалась заманчивой и высокоценимой, если она давала возможность получать повышенный паек хлеба. В тесто добавляли соевый жмых, а потом и мятый картофель, - все равно горбушка была желанной и необыкновенно аппетитной. Даже если она и быстро черствела. Теперь, когда мы пробуем мягкую и теплую булку, запиваем ее топленым молоком, воздадим же благодарение тем, кто готовил ее. Москва ежедневно потребляет свыше двух тысяч трехсот тонн хлеба в среднем. Главная забота пекарен - не создавать излишков. В среднем москвич съедает четыреста граммов хлеба…
Города и села серединной России издавна поставляли в Москву мастеров на все руки. Владимир - каменщиков, Солигалич - штукатуров, Калязин - сапожников, Судогда - колодезников… Село Алтухово, что под Серпуховом, славно тем, что дает Москве пекарей и хлебопеков. На работу отбирали богатырей, чтобы могли месить тесто, рассучивать его, сажать в печь. Теперь хлебозаводы почти безлюдны, на мастерах белоснежные халаты, хлеб выпекают без прикосновения человеческих рук. Репортер одной из центральных газет, побывав на заводе, написал: «Где-то под нами, внизу, машины мнут тесто, режут его, придают ему форму батонов, перевозят в печь. Реле времени руководит весами, кругом море света, чистота и безлюдье».
В старину хлеб запивали квасом, до которого и нынче Москва охотница, особенно в жаркие летние дни. Не перевелись и теперь любители тюри - так называется кушанье из кваса, в который мелко крошат хлеб. Гигант город напоминает былинных героев или Гаргантюа из знаменитого романа Рабле. Достаточно сказать, что исполин в жару выпивает за день около тысячи цистерн кваса, двести пятьдесят тысяч банок соков, несчетное множество бутылок минеральных вод, съедает около двух миллионов порций мороженого.
Водовоз - привычная фигура старой Москвы. На давних литографиях, отличающихся точностью воспроизведения, любили изображать водовоза, наполняющего огромным ковшом бочку из водомета на Лубянке. Москва издавна слыла местом водным и не только потому, что на ее землях струилось множество речек, ручьев и ключей. Москва редкостно богата подпочвенными водами, и в этом смысле ей не уступает разве что Будапешт. Запомнился такой случай. Возле Никольских ворот, выходивших на Лубянку, существовало подземелье - «слух», сооруженный в средние века для того, чтобы во время осады не допустить внезапного подкопа. В новую эпоху о «слухе» забыли, но в 1934 году он напомнил о себе. Оказывается, сооружение, оставленное без присмотра, стало вместилищем подпочвенной воды, той самой, что питала и знаменитый водомет. Вода хлынула в котлован строящейся станции метро, пришлось откачивать ее мощными насосами.
Теперь вода надежно питает большой город. Один из показателей благоустроенности современного города - потребление воды. Утром, принимая обычный душ или чистя зубы у крана, мы, разумеется, меньше всего думаем о воде - житейских и иных забот у всех хватает. Житель Лондона или Копенгагена потребляет в сутки 450 литров воды. Эти города значительно опередили Париж, где на каждого жителя приходится 250 литров воды в сутки. Каждый москвич ежедневно расходует 600 литров воды - больше, чем в какой-либо другой столице мира.
Просто открыть кран, но чтобы вода соблаговолила литься, потребовалось наладить сложное и мощное хозяйство водоснабжения. Представьте себе, что, если бы семь миллионов человек пошли с ведрами по воду, Москва-река была бы вычерпана за одни сутки…
В Москве - и старой, и новой - существует несколько городов. Есть Москва Аполлинария Васнецова и Москва архитектора Алексея Щусева. Пусть жили они в одно время, они - представители разных частей единого целого. Есть Москва Ленинских гор и Крымского моста, есть Москва-Черемушки и Москва-Беляево… Мой старший друг Алексей Алексеевич Сидоров, московский старожил, академик, знаток искусства, писал в 20-х годах, любуясь великим городом: «Остановимся здесь - мы дома. Так мало?… Как много!… Уголки Москвы нами взяты поистине наугад. Что они вскрыли об искусстве города? Разве то только, что истинную красоту Москвы надо искать в закоулках, в самых неожиданных перекрестьях, в двориках и переулочках? Не берет ли сомнение в том, что истинной художественности мы и не встретили в путешествии нашем? Признаемся по секрету: быть может. Но кто из тех, кто вслед за художником пропустил перед глазами малую эту панораму, не полюбил, хотя бы на йоту больше, нелепую и вечно милую, всегда неожиданную и добродушную - вновь повторим - косолапую и неуклюжую родную Москву?»
Думая о будущем Москвы, а оно, как известно, начинается сегодня, еще сильнее почитаешь город, увиденный сквозь века, город, миновавший бури и грозы, «стоящий ныне на граните».
Я выхожу на маленький балкон московской своей квартиры, что возле метро «Аэропорт», и любуюсь сотнями окон-огней. Они сливаются со звездным небом, распахнутым широко, во все концы света, которое и ныне такое же, каким было во времена Ивана Калиты.
В Москве бесчисленное множество, я бы сказал, уйма достопримечательностей: государственных, исторических, художественных и всяких иных. Верней, им нет конца и нельзя их исчислить. Постараемся увидеть, постигая столицу великой страны, что не только интересно, но и просто необходимо знать. Где бы ты, мой дорогой читатель, не жил - в доме на старом Арбате, в Новых Черемушках, Филях, Кривоколенном переулке или совсем в другом городе - Можайске, Саратове, Ужгороде, Ереване, Ташкенте, Владивостоке, Киеве или Самарканде, - ты должен знать, понимать, чувствовать, что Московский Кремль - один на всем свете, что купола его храмов - купола истории, что Красная площадь любому из нас родная и близкая, что памятник Пушкину живет в сердце вместе со стихами поэта, что надолбы (противотанковые заграждения) возле Волоколамского шоссе - не только память о недавнем героическом былом, но и завет для будущего, символ того, что огни Москвы светят всему свету…
Все интересно и важно в древней и современной Москве; приглядимся же, друзья, к Москвичу, обыкновенному горожанину. Он всем нам знакомый и незнакомый… Вот только что его энергичное лицо, озаренное внимательным взглядом, проплыло перед вами, лицо человека, стремительно поднимающегося из подземных метрополи-теновских глубин по лестнице-ленте. Вы даже не успели как следует разглядеть черты привлекательного лица, но в память запал взгляд - молодой, зоркий, пытливый, пристальный, всепонимающий.
Метро для Москвича - дом родной. Царство вечно хорошей погоды. По лестницам, переходам, залам он движется, не глядя на указатели, безошибочно, быстро и уверенно. Уму непостижимо, как он, находясь в этакой людской каше, ухитряется никого не толкнуть и не задеть плечом. В вагоне он - молодость есть молодость - читает спортивные новости, стоя на одной ноге. Сесть на мягкую скамью он не спешит - на «Новослободской» или «Павелецкой» наверняка войдет старушка или пассажир в годах, придется уступать место и стоит ли из-за трех-четырех минут - от станции до станции - занимать его?
Если вы хотите поговорить с Москвичом по душам, узнать столичные новости, навести полезные справки, - садитесь в такси. Может, конечно, попасться неразговорчивый водитель, который будет молчать на всем пути из Быкова в Домодедово. Или будет - что в жизни не случается! - петь оперные арии, подражая знаменитым солистам: была у меня однажды и такая поездка. Но обычно таксист отличается деловитой словоохотливостью, и, зорко и умело маневрируя в бесконечном машинном потоке, он с удовольствием пооткровенничает с пассажиром о домашних делах, позлословит на перекрестке относительно регулировщика и даже покритикует «Вечернюю Москву» - надо бы ей, московской оповещательнице новостей, быть повеселее… Но одновременно он не забудет показать Трех Лебедей (так называют дома на сваях), новые кварталы (целый город) Бирюлева, цирк, приспособленный для акробатических и иных чудес, и Дом книги на новом Арбате - самый крупный книжный магазин в Европе… Да мало ли что может порассказать неунывающий малый за рулем, делающий за смену едва ли не пятьсот километров! Кого он только не повидает: отвезет пенсионера в аптеку, инженера на завод, космонавта в Звездный городок, снабженца на мясокомбинат, длинноволосого юнца к магазину магнитофонов, художника на Кузнецкий мост, хоккеиста в Лужники… Поистине какая смесь одежд и лиц! Он не прочь поворчать и посетовать, пройтись насчет столичной сутолоки, от которой никуда не деться, но жить без Москвы не может и даже в дни отпуска, жарясь на пляже под крымским солнцем, увидев приехавшего из города на семи холмах, бросается к нему, как к родному: «Ну, как там столица? Не жарко ли? Или, наоборот, дождит?»
У Москвича множество возрастов и профессий. Он завидно молод рано утром, отправляясь первым потоком - от шести до восьми - на завод, в институт, школы, техникумы. От восьми до девяти утра - ему за тридцать, он спешит в конторы, к магазинным прилавкам, в столичные учреждения. После десяти - пауза. И потом начинается поток едущих за покупками, спешащих в магазины, универмаги, мастерские, на рынки…
ebooksa