Омут

22
18
20
22
24
26
28
30

Я посмотрела на дорогу. Размытая дождями, она убегала в сгущающуюся темноту. Лужицы поблескивали, как осколки потускневших зеркал. В преображающих сумерках деревья казались синими. Я представила Делефа, заточенного в белую больничную палату, в которой никто не навещает его, и нахмурилась.

Дыхание Делефа было тихим, осторожным, словно каждый вдох причинял ему боль.

– Что с тобой? – спросила я. – Ты болен?

– Здоров.

«Ну конечно», – подумала я. Хромота была лишь внешним выражением его травмы. Было что-то еще. Что-то, что простиралось глубоко внутрь. Во мне раскручивалось тревожное чувство. Я хотела бы игнорировать его, но оно требовало себе все больше пространства с каждым новым витком.

Делеф коснулся висков кончиками пальцев. Я заметила, что от манжеты рукава тянутся нитки. Еще одна странность в этот жутковатый вечер – мой брат был из тех, кто следит за своим внешним видом в любой ситуации и в любом состоянии.

– Я устал. Но здесь мне вскоре станет лучше, я уверен.

– Ты скверно выглядишь, – указала я. – У тебя даже щеки впали. Неприятности на работе?

Где еще у него могли быть неприятности.

– На работе, – медленно повторил Делеф, как будто вспоминая, где это вообще. – Нет, нет. Я ушел с работы.

Нас занесло на повороте. Солнцу легче было начать вращаться в другую сторону, чем Делефу бросить его работу. Я выровняла машину и растерянно сцепилась взглядами с собственным отражением в зеркальце, прикрепленном над ветровым стеклом.

– Что? Ты уволился?

Делеф, не отрываясь, смотрел в окно, в холодный октябрьский вечер, сменяющийся ночью.

– Ты можешь хотя бы… – начала я и замолчала, вдруг осознав, что Делеф меня не слушает.

***

Утром, когда Делеф спустился на кухню к завтраку, он выглядел несколько лучше, но все равно взъерошенным и нездоровым. На нем был старый бежевый свитер, чьи длинные растянутые рукава закрывали его худые руки едва ли не до кончиков пальцев.

На правом предплечье, с внутренней стороны, у Делефа был шрам. Я никогда не спрашивала брата, как шрам появился у него, зная, что это связано с его работой. Однажды, когда я еще не уяснила, что работа – это закрытая (вернее, запертая на семь замков) тема, Делеф сказал мне: «Ты имеешь право задавать мне вопросы, но я не имею права на них отвечать». Вроде бы он являлся кем-то вроде следователя, но больше я ничего не добилась и, смирившись с тем, что Делеф – крепость, оставила попытки прорваться сквозь его каменные стены (как все смирялись, я думаю). Я бы заподозрила, что он ввязался во что-то нечистое, но он был слишком щепетилен для этого.

Делеф сел за стол, и я поставила перед ним чашку кофе и гренки.

– Спасибо, – голос Делефа прозвучал так мягко в моей крошечной кухоньке.

Я ощутила прилив нежности к брату. Хорошо, что он снова со мной. Мне не хватало его каждый день, когда его не было рядом. А порой и когда был.