Князь спрашивает: «Надеюсь, что ты мне ее покажешь?»
«Отчего же, – отвечает, – с удовольствием», – и встала с места, вошла в детскую и зовет эту самую няню, Татьяну Яковлевну, с которою я угощаюсь.
«Выведите, – говорит, – нянюшка, Людочку к князю».
Татьяна Яковлевна плюнула, поставила блюдце на стол и говорит: «О, пусто бы вам совсем было, только что сядешь, в самый аппетит, с человеком поговорить, непременно и тут отрывают и ничего в свое удовольствие сделать не дадут!» – и поскорее меня барыниными юбками, которые на стене висели, закрыла и говорит: – «Посиди», – а сама пошла с девочкой, а я один за шкапами остался и вдруг слышу, князь девочку раз и два поцеловал и потетешкал на коленах и говорит: «Хочешь, мой анфан[38], в карете покататься?»
Та ничего не отвечает; он говорит Евгенье Семеновне: «Же ву при[39], – говорит, – пожалуйста, пусть она с нянею в моей карете поездит, покатается».
Та было ему что-то по-французскому, дескать, зачем и пуркуа, но он ей тоже вроде того, что, дескать, «непременно надобно», и этак они раза три словами перебросились, и потом Евгенья Семеновна нехотя говорит нянюшке: «Оденьте ее и поезжайте».
Те и поехали, а эти двоичкой себе остались, да я у них под сокрытьем на послухах, потому что мне из-за шкапов и выйти нельзя, да и сам себе я думал: «Вот же когда мой час настал и я теперь настоящее исследую, что у кого против Груши есть в мыслях вредного?»
– Пустившись на этакое решение, чтобы подслушивать, я этим не удовольнился, а захотел и глазком, что можно, увидеть и всего этого достиг: стал тихонечко ногами на табуретку и сейчас вверху дверей в пазу щелочку присмотрел и жадным оком приник к ней. Вижу, князь сидит на диване, а барыня стоит у окна и, верно, смотрит, как ее дитя в карету сажают.
Карета отъехала, и она оборачивается и говорит: «Ну, князь, я все сделала, как вы хотели: скажите же теперь, что у вас за дело такое ко мне?»
А он отвечает: «Ну что там дело!.. дело не медведь, в лес не убежит, а ты прежде подойди-ка сюда ко мне: сядем рядом да поговорим ладом, по-старому, по-бывалому».
Барыня стоит, руки назад, об окно опирается и молчит, а сама бровь супит. Князь просит: «Что же, – говорит, – ты: я прошу, – мне говорить с тобой надо».
Та послушалась, подходит, он сейчас, это видя, опять шутит: «Ну, мол, посиди, посиди по-старому», – и обнять ее хотел, но она его отодвинула и говорит: «Дело, князь, говорите, дело: чем я могу вам служить?»
«Что же это, – спрашивает князь, – стало быть, без разговора все начистоту выкладать?»
«Конечно, – говорит, – объясняйте прямо, в чем дело? мы ведь с вами коротко знакомы, – церемониться нечего».
«Мне деньги нужны», – говорит князь.
Та молчит и смотрит.
«И не много денег», – молвил князь.
«А сколько?»
«Теперь всего тысяч двадцать».
Та опять не отвечает, а князь и ну расписывать, что «я, – говорит, – суконную фабрику покупаю, но у меня денег ни гроша нет, а если куплю ее, то я буду миллионер; я, – говорит, – все переделаю, все старое уничтожу и выброшу и начну яркие сукна делать да азиатам в Нижний продавать. Из самой гадости, говорит, вытку, да ярко выкрашу, и все пойдет, и большие деньги наживу, а теперь мне только двадцать тысяч на задаток за фабрику нужно».
ebooksa