Она и внимания не обратила на парящую душу парня, а уставилась на стену, застыла, как кошка у аквариума. Вдруг бросилась вперед, прихлопнула тень и медленно отняла ладони от стены. Проекция прилипла к ее пальцам и паутинкой потянулась следом.
Надо попробовать. Надо постараться.
И вот она смотрит на Демьяна. А он глядит на нее. Участливо. С теплом.
Потом чуть хмурится, как будто всё понял.
Надо попробовать. Надо постараться.
И Бесена, качнув вперед тело Ночки, прижалась губами к губам Демьяна.
Запахи сидра и туалетной воды, которой День стал пользоваться, когда начал встречаться с Соней. Но под ними, как под скорлупой, скрывался другой аромат. Запах кожи, такой знакомый и уже родной. А еще еле уловимый железный запах крови, горячей, бегущей по тонким нитям сосудов под этой кожей.
Губы Демьяна были сухими, обветренными, солеными от чипсов. Но теплыми, живыми и мягкими.
Любовь в прикосновениях.
Бесена отстранилась. День смотрел растерянно. Потом скривился, резко вытер губы. Сплюнул.
– Ты… зачем? – И вдруг добавил: – Я люблю Соню!
Наверное, он сам сказал это впервые. Выбрал окончательно в эту минуту.
И Бесена ясно поняла, что не справилась.
Боролась. Но вновь проиграла. Упустила прикосновения. Упустила солнечное тепло человеческой души. Упустила любовь.
Она шагнула назад, и День сорвался с места, словно выпущенная из клетки птица. Он скрылся в здании, стремясь к компании и свету костра.
Ночка остался в темноте один.
Бесена вышла из сердечного домика и упала в омут, ослабленная своим вдохновенным рывком. И опустошенная словами Дня.
Она погружалась в тягучую черноту, желая утонуть в ней. Но омут, стихия беса, опасен лишь для души, а для нее – просто дверь. Впервые Бесена пожалела, что Глафира разрушила договор. Вот бы сейчас стать тиной и просто лежать на дне. Множество сотен лет.
Ночка присел на корточки, растерянно сжимая голову. Та раскалывалась, в ушах звенело. Но он был рад этой боли, он хотел бы сосредоточиться на ней, раствориться и навсегда забыть о том, что произошло.
Как? Почему? Что на него нашло? Как так получилось? Нет для него человека дороже Дня. Но разве… разве он любит его – так?