Кармилла

– Это смотря о ком вы говорите, сударь, – ответил полковник.

– О небо! – Озираясь, я хватал ртом воздух.

Полковник, смерив меня саркастическим взглядом, вернулся к недопитой чашке cafe noir[8], распространявшей приятный аромат бренди.

Я задремал и видел сон, а проснувшись, не сразу понял, где я нахожусь, пояснил я, с трудом сдержав более крепкие выражения, просившиеся на язык.

– Вы тот самый господин, что занимает комнату над номером графа и графини де Сен-Алир? – Он задумчиво прикрыл один глаз.

– Полагаю, да, – ответил я.

– Что ж, юноша, как бы однажды ночью вам не приснился куда более страшный сон, – загадочно бросил полковник и захохотал. – Куда страшнее, – повторил он.

– Что вы имеете в виду?

– А вот это я сам хотел бы знать, – ответил полковник. – И я добьюсь правды. Если уж я ухватился за кончик нити, то, как она ни вейся, туда-сюда, туда-сюда, я ее мало-помалу распутаю, дознаюсь, что тут кроется. Таков уж я – хитер, как пять лисиц, всегда начеку, как ласка! Черт возьми, вздумай я заделаться шпионом, мог бы состояние сколотить. Хорошее тут вино? – Он с подозрением взглянул на мою бутылку.

– Отличное, – ответил я. – Не выпьете ли стаканчик?

Он выбрал самый большой стакан, церемонно поклонился и медленно осушил его.

– Тьфу! Совсем не то, что надо, – заявил он, наполняя его снова. – Попросили бы меня, я бы знал, что заказать; они бы не осмелились принести вам это пойло!

Я поспешил поскорее, насколько позволяла вежливость, отделаться от этого человека и, надев шляпу, вышел на улицу, не имея при себе другого спутника, кроме крепкой трости. Я завернул во двор и поднял мечтательный взгляд на окна графини – они были закрыты. На мою долю не выпало даже слабого утешения – полюбоваться светом в ее окнах, представить, что в этот самый миг моя прекрасная незнакомка пишет письмо, или читает, или просто сидит и думает… о ком?

Я мужественно снес это испытание и решил немного прогуляться по городу. Не стану утомлять читателя описаниями лунного света и прочих красот; вам и так ясно, о чем раздумывает юноша, с первого взгляда влюбившийся в прелестное лицо. Скажу только, что через полчаса, возвращаясь с прогулки окольным путем, я очутился на небольшой площади, обрамленной высокими домами. Посреди нее на пьедестале возвышалась древняя статуя из грубого камня, иссеченная ветрами многих столетий. Этой статуей любовался высокий стройный мужчина. Я тотчас узнал его – это был маркиз д’Армонвилль. Он тоже заметил меня, подошел и со смехом пожал плечами:

– Удивляетесь, что месье Дроквилль среди ночи любуется старинными камнями? Чем не займешься, лишь бы убить время. Вы, вижу, тоже страдаете от скуки. Ох уж эти заштатные городки! До чего же тоскливо в них жить! Я даже готов пожалеть, что когда-то свел дружбу с одним человеком, поскольку теперь эта дружба обрекла меня на прозябание в захолустном городишке. Вы отправляетесь в Париж утром?

– Я уже заказал лошадей.

– Что до меня, я вынужден ждать либо письма, либо прибытия одного моего знакомого. Трудно сказать, когда это случится.

– Могу ли быть вам полезен? – начал я.

– Нет, сударь, тысяча благодарностей. Роли давно распределены. Я всего лишь актер-любитель, и только дружеские чувства заставили меня принять участие в этом спектакле.

Мы медленно шли в сторону «Прекрасной звезды». Он рассыпался в благодарностях еще некоторое время, затем наступило молчание. Я спросил, знает ли он что-нибудь о полковнике Гайяре.