Приключения Айши

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы встали, оглядели окрестный буколический пейзаж. Повсюду лужайки, где пасутся стада скота, много мулов и лошадей, квадраты полей, засеянных злаками и окаймленных деревьями. Селяне в длинных серых халатах, работающие на земле или, если их трудовой день закончен, гонящие скотину домой по дорогам, проложенным на насыпях вдоль ирригационных каналов к деревушкам, расположенным на холмах, среди высоких тополиных рощ.

После того как мы столько лет бродили по безводным пустыням и крутым горам, эта страна, по контрасту, показалась нам просто восхитительной; в тот весенний день в алом свете заходящего солнца она зачаровывала той особой красотой, которая свойственна Голландии. Нетрудно было догадаться, что все эти селяне, включая и богатых землевладельцев, по натуре своей люди миролюбивые, и, конечно же, их богатства представляют большой соблазн для голодных полудиких горных племен.

Нетрудно было также догадаться, что почувствовали остатки греческих войск во главе с их египетским военачальником, когда перевалили через железный пояс снежных гор и увидели эту чудесную страну – со всеми ее домами, стадами и созревающими злаками; должно быть, они все воскликнули в один голос: «Хватит с нас трудных переходов и сражений! Мы поселимся здесь навсегда». Так они, несомненно, и поступили, взяв себе жен из завоеванного ими народа. Одного сражения, вероятно, было достаточно для его покорения.

Когда свет померк, клубы дыма, что висели над отдаленной Огненной Горой, пронизало мерцание. По мере того как сгущалась мгла, мерцание становилось все ярче, приобретая зловещий алый цвет, и в конце концов эти клубы дыма превратились в сгустки огня, изрыгнутые чревом вулкана; в большую каменную петлю на вершине устремился исходящий от них сноп лучей, которые прокладывали светящуюся тропу к белым вершинам пограничных гор. Высоко в небе тянулась эта тропа – над темными крышами городских домов, над рекой, прямо над нами, над горами: мы не видели ее всю до конца, но она наверняка пересекла пустыню и достигла той высокой вершины, откуда мы за ней наблюдали. Зрелище изумительное, впечатляющее, но на наших сопровождающих оно наводило страх: и рулевые в лодках, и погонщики на берегу громко застонали и стали истово молиться.

– Что они говорят? – спросил Лео у Симбри.

– Они говорят, господин, что Дух Горы разгневался и ниспослал на нашу страну этот летучий свет – его называют Тропой Хес, – чтобы покарать ее обитателей. Они молятся Хес, чтобы она их пощадила.

– Стало быть, это случается не так уж часто?

– Очень редко. Второй раз за много лет: три месяца назад и сегодня. Будем и мы молиться, чтобы этот свет не принес несчастья Калуну и его обитателям.

Зловещая иллюминация длилась несколько минут и прекратилась так же внезапно, как и началась, – осталось лишь тусклое свечение над вершиной Горы.

Взошла луна, белый сверкающий шар, и мы увидели, что подплываем к городу. Но прежде чем достичь его стен, нам суждено было испытать еще одно потрясение. Мы спокойно сидели в своей лодке. Стояла полная тишина, слышался лишь плеск воды о борта, да иногда бечева, провиснув, задевала гладь реки; и вдруг мы услышали дальний лай – так заливаются охотничьи собаки, преследующие зверя.

Лай приближался, становился все громче и громче. С бечевника на западном берегу – противоположном тому, по которому шли наши пони, – гулко отдаваясь от утоптанной земли, послышался стук копыт яростно скачущего коня. Вскоре мы его увидели – великолепное белое животное с седоком на спине. Когда мчащийся молнией конь поравнялся с нами, седок привстал на стременах и повернулся в нашу сторону – в лунном свете мы увидели его искаженное страхом лицо.

Еще мгновение – и он исчез в темноте. А ужасный лай все усиливался. На бечевнике показался огромный рыжий пес: на всем бегу он опустил слюнявую морду к земле, затем поднял ее и издал нечто похожее на грозный боевой клич. За ним следовала огромная свора, должно быть, их было около сотни; все они принюхивались и с лаем мчались дальше.

– Псы-палачи! – шепнул я, схватив Лео за руку.

– Да, – ответил он, – гонятся за тем бедолагой. А вот и охотник.

В этот миг из темноты вынырнул второй всадник, тоже на великолепном коне, в свободно ниспадающей накидке и с длинным хлыстом в руке. Это был большой, довольно нескладный человек; проезжая мимо, он обратил к нам свое лицо, лицо безумца. Тут не могло быть никаких сомнений: безумие сверкало в его пустых глазах, звенело в диком пронзительном хохоте.

– Хан! Хан! – сказал Симбри, кланяясь, и я увидел, что он испуган.

За Ханом последовали его телохранители. Их было восемь, все с хлыстами, которыми они настегивали своих коней.

– Что все это значит, друг Симбри? – спросил я, когда лай и стук копыт затихли вдали.

– Это значит, друг Холли, – ответил шаман, – что Хан вершит правосудие, как он его понимает: охотится за человеком, который его прогневал.

– В чем же его вина? И кто этот несчастный?