По огненной завесе, как в зеркале, беспорядочно проносятся смутные видения, такие видения как раз и могут родиться в уме, обремененном воспоминаниями двухтысячелетней давности и слишком измученном, чтобы внести какой-нибудь порядок в этот хаос.
Дикие места, людские толпы, большие пещеры, лица – среди них и наши собственные: уродливо искаженные, огромные, но тут же уменьшающиеся и истаивающие; высокие божественные тени, марширующие армии, бескрайние поля битв, тела в лужах крови – и парящие над ними души убитых.
И эти картины исчезли, как и все предыдущие, только пустая огненная завеса – и ничего больше.
И тогда Хесеа заговорила – вначале очень тихо, но затем громче и громче:
– Получила ли ты ответ на свой вопрос, Атене?
– Я видела странные видения, о Мать, достойные могучей силы твоего волшебства, но я не уверена, что им можно верить: не плоды ли это твоего воображения, которые ты изобразила в огне, чтобы посмеяться над нашей доверчивостью?[97]
– Послушай, – устало произнесла Хесеа, – сейчас я истолкую тебе все виденное, перестань раздражать меня своими сомнениями. Много столетий назад, вскоре после того как началось это мое последнее, бесконечно долгое существование, на берегу Нила, в Бехбите, стоял Священный Дом Исиды, великой египетской богини. Ныне этот храм в руинах, Исида покинула Египет, хотя и продолжает править миром, покорная той высшей силе, что создала и этот мир, и ее самое, ибо она – Природа. Верховным жрецом этой святыни был грек Калликрат, избранный самой богиней для служения себе: он принес обет вечной верности ей – и только ей; тому, кто посмеет нарушить такой обет, угрожает вечное проклятие.
Ты видела в огне этого жреца, сейчас он стоит рядом с тобой, возродившийся, чтобы выполнить предначертания своей и нашей судьбы.
Жила в те времена и дщерь Фараонова Дома Аменартас, она полюбила этого Калликрата и, пустив в ход все свои колдовские чары, ибо тогда, как и ныне, занималась колдовством, принудила его нарушить обет и бежать вместе с ней – ты это видела. Так вот ты, Атене, была Аменартас.
И жила еще аравитянка по имени Айша – мудрая прекрасная женщина; в полной опустошенности, изнемогая под бременем слишком большого знания,
Айша последовала за беглецами, даже опередила их. С помощью мудреца Нута, который должен был служить и ей, и той, другой, – этим человеком был ты, Холли, – Айша нашла тот источник, совершив омовение в котором, можно переживать поколения, верования и империи.
«Я убью этих презренных, – пообещала
Но Айша не убила их, ибо впала в тот же грех, что и те двое: никогда прежде не любившая –
Так разгневанная богиня покарала бесчестных ослушников: Калликрата она осудила на мгновенную смерть, Айшу – на долгое раскаяние и отчаяние, а царственную Аменартас – на ревность, более мучительную, чем жизнь или смерть: вновь и вновь пытается она вернуть похищенного ею, вопреки священной воле Небес, возлюбленного и каждый раз лишается его.
Прошли долгие века… Все это время бессмертная Айша в ожидании, когда возродится ее любимый, оплакивала свою утрату и горько каялась в содеянных ею грехах – и в назначенный судьбой срок тот, к кому так стремилось ее сердце, вернулся. Все, казалось бы, благоприятствовало их счастью, но богиня снова нанесла удар и отобрала у Айши награду. На глазах у своего любимого, опозоренная, в полном отчаянии, Айша превратилась в уродливую старуху и, бессмертная, умерла. Но это была только видимость. На самом же деле, говорю тебе, Калликрат,
Хесеа посмотрела на Лео, как будто ожидая ответа.
– О госпожа! У меня нет никаких подтверждений первой части твоего рассказа, кроме надписи на черепке вазы, – сказал он, – все же остальное – чистая правда; это могу удостоверить не только я, но и мой спутник. И все же я хочу задать вопрос, умоляю тебя, ответь мне коротко и сразу же. Ты сказала, что в назначенный судьбой срок я возвратился к Айше? Где же
– Да, я Айша, – торжественно произнесла
– Она лжет, лжет, – закричала Атене. – Говорю тебе, мой супруг, – ведь она сама объявила, что ты мой супруг, – эта женщина, уверяющая, будто рассталась с тобой молодой и прекрасной около двадцати веков назад, не кто иная, как старая жрица, вот уже целый век восседающая в этом храме Хес. Пусть она попробует опровергнуть мои слова.
– Орос, – сказала Мать, – расскажи о смерти той самой старой жрицы.