После этого я снова заснул, на этот раз крепким сном, и проспал до самого утра; проснулся я хорошо отдохнувший и сразу же встал. Наконец наступил час, когда, если верить Айше, Лео должен был проснуться; и тотчас же появилась сама Айша, как всегда, в своих покрывалах.
– Вот увидишь, о Холли, – сказала Она, – он проснется уже в полной памяти, исцеленный от лихорадки.
Только Она это выговорила – как Лео повернулся на бок, вытянул руки, позевывая, открыл глаза и, увидев наклоняющуюся над ним женщину, обхватил ее руками и поцеловал, уверенный, что это Устане.
– Здравствуй, Устане, – сказал он по-арабски. – Зачем ты закутала голову покрывалом? У тебя что – зубы болят? – И, не дожидаясь ответа, добавил по-английски: – До чего есть хочется, просто зверски… Эй, Джоб, скажи-ка мне, старый обормот, где мы сейчас?
– Я сам хотел бы это знать, мистер Лео, – ответил Джоб, опасливо обходя Айшу: он все еще подозревал, что Она – оживший труп, и смотрел на нее с подозрением и ужасом. – Но вам нельзя много говорить, мистер Лео, вы так сильно хворали, у нас просто сердце обрывалось, на вас глядя… Если эта леди, – он посмотрел на Айшу, – изволит пропустить меня, я принесу вам супчику.
Лишь тогда Лео наконец пригляделся к «леди», которая стояла в полном безмолвии.
– Привет, – небрежно обронил он. – Это не Устане? Где же Устане?
Наконец Айша заговорила, и начала Она с заведомой лжи.
– Устане отправилась погостить в свое семейство, – сказала Она, – я сама буду ходить за тобой как служанка.
Услышав незнакомый серебряный голос, полупроснувшийся Лео с недоумением уставился на Айшу в ее подобном савану одеянии. Однако он ничего не сказал, жадно съел принесенный ему суп, повернулся на другой бок и проспал до вечера. А когда пробудился снова, стал расспрашивать меня обо всем происшедшем, но я постарался отложить этот разговор, до тех пор пока он не выспится как следует. Наутро я был поражен его превосходным самочувствием. Тогда-то я и рассказал ему кое-что о его болезни и о себе; в присутствии Айши мне пришлось ограничиться лишь немногими словами: я сказал, что Она повелительница этой страны, очень к нам благорасположена и всегда ходит закутанная в покрывала, так ей, видимо, больше нравится; говорил я, само собой, по-английски, но побаивался, что Она может прочитать наши мысли по лицу, я не забыл о ее предостережении.
На третий день Лео поднялся почти совершенно здоровый. Рана в боку затянулась, он оправился от слабости, которая еще оставалась после тяжелой лихорадки, с быстротой, объяснимой лишь действием удивительного снадобья Айши и непродолжительностью болезни, хотя, конечно, нельзя сбрасывать со счетов его крепкое сложение. Вместе с выздоровлением вернулась и память обо всех наших приключениях – вплоть до того времени, когда он потерял сознание; вспомнил он, естественно, и об Устане, к которой, как я убедился, он успел сильно привязаться. Он просто засыпал меня вопросами о бедной девушке, но я не смел ничего ответить, ибо после первого же пробуждения Лео Она призвала меня к себе и еще раз строго-настрого предупредила, чтобы я не смел говорить ему об Устане, тонко намекнув, что это может мне дорого обойтись. И еще раз напомнила мне, чтобы как можно меньше рассказывал Лео о ней, добавив, что сама откроет ему все в свое время.
Ее поведение резко изменилось. После всего, мною виденного, я ожидал, что при первом же удобном случае Она предъявит свои права на человека, которого, если ей верить, любит с далекой древности; однако по каким-то своим соображениям – каким именно, так и осталось для меня тайной – Она не стала этого делать. Спокойно прислуживала Лео, проявляя смирение, которое разительно отличалось от ее обычной надменности, обращалась к нему с видимым уважением и не отходила от него ни на шаг. Его любопытство, как и мое в свое время, естественно, было возбуждено этой таинственной женщиной, особенно хотелось ему видеть ее лицо; не вдаваясь в подробности, я заверил Лео, что оно не менее прекрасно, чем ее фигура и голос. Одного этого достаточно, чтобы заинтриговать воображение любого молодого человека, и если бы последствия перенесенной болезни не продолжали сказываться на его самочувствии и если бы он не беспокоился так сильно за Устане, о чьей любви и бесстрашной преданности говорил в самых трогательных выражениях, не сомневаюсь, что он пошел бы навстречу желаниям Айши и полюбил бы ее уже тогда. Но при сложившихся обстоятельствах он не чувствовал ничего, кроме непреодолимого любопытства и такого же, как и я, страха; хотя Айша даже не намекала ему о своем необыкновенном возрасте, он, вполне понятно, отождествлял ее с той женщиной, о которой говорилось в надписи на черепке. В конце концов его настойчивые расспросы загнали меня в угол: на третье утро, когда он одевался, я вынужден был отослать его к самой Айше, с чистой совестью сказав ему, что не знаю, где находится Устане. После того как Лео плотно позавтракал, мы отправились в покои Айши, куда, по ее велению, нам был всегда открыт вход.
Она, как обычно, восседала в помещении, которое, за неимением более точного слова, мы называли будуаром, и, как только дверные шторы были раздвинуты, поднялась с дивана и направилась с протянутыми руками приветствовать нас, вернее, Лео, ибо я, как нетрудно догадаться, оказался теперь на заднем плане. Признаюсь, я наблюдал с восхищением, как Она скользит навстречу рослому молодому англичанину в его сером фланелевом костюме; тут я должен сказать, что, несмотря на значительную примесь греческой крови и золотой цвет волос, Лео выглядит типичным англичанином. Свою замечательную красоту он, по-видимому, унаследовал от матери, на чей портрет он так похож, но в нем нет ничего от щуплых и слащаво-угодливых современных греков. Я уже говорил, что он очень высок и широк в груди, но, в отличие от многих крупных людей, отнюдь не страдает неуклюжестью; гордая посадка головы, энергичное выражение лица вполне оправдывают прозвище Лев, которое дали ему амахаггеры.
– Добро пожаловать, мой иноземный господин, – произнесла Она шелковисто-мягким голосом. – Я очень рада видеть тебя на ногах. Поверь, не спаси я тебя в самый последний миг, ты никогда бы уже не стоял на ногах. Но опасность миновала, и уж это моя забота, – ее слова зазвучали с необычайной многозначительностью, – чтобы она больше не возвратилась.
Лео поклонился и, призвав на помощь все свое знание арабского языка, поблагодарил ее за доброту и участие по отношению к незнакомцу.
– Я не могла допустить, чтобы мир лишился такого человека, – тихо ответила Она. – Красота – редчайшее сокровище в этом мире. Я счастлива, что ты пришел, и не стоит меня благодарить.
– Гм, старик, – сказал мне Лео по-английски, – леди – сама любезность. Кажется, нам сильно повезло. Надеюсь, ты тут не терял времени зря. Какие у нее дивные руки, просто чудо!
Я толкнул его в ребро, чтобы он замолчал, ибо заметил любопытный блеск в глазах Айши.
– Надеюсь, – продолжала Она, – мои слуги заботливо за тобой ухаживали; если в этом скромном месте и есть какие-либо удобства, они все тебе предоставлены. Нет ли у тебя просьб ко мне?
– Есть одна, – поспешил сказать Лео, – я хотел бы знать, где находится молодая девушка, которая меня выхаживала.