Оставалось всего двадцать шагов до подножия, но нам предстояло преодолеть мягкий сугроб, наметенный из снежной пыли, поднятой лавиной. Лео благополучно проскользнул через него, я шел на один-два ярда правее своего друга, как вдруг наст проломился; вполне естественно, но не очень разумно я стал барахтаться, как бьется выброшенная на песок камбала, и с пронзительным, быстро приглушенным воплем провалился под снег.
Всякий, кому приходилось погружаться в глубокую воду, знает, что это ощущение не из приятных; могу заверить, что проваливаться в рыхлый снег еще меньшее удовольствие, ужаснее только тонуть в болоте. Я опускался все ниже и ниже, пока не уперся в выступ скалы, – только это и спасло меня от неминуемой гибели. Снег тут же сомкнулся над моей головой, стало темно и трудно дышать. Однако снежный нанос был так мягок, что я смог разгрести его над собой, образовавшаяся полость медленно наполнилась воздухом. Затем я уперся руками в скалистый выступ и попробовал приподняться, но это мне не удалось: слишком тяжел был груз надо мной.
Оставив надежду, я стал мысленно готовиться к смерти. Это было не так уж неприятно. Я не вспоминал всю свою прошедшую жизнь, как это бывает с утопающими; нет, в этот миг перед моими глазами появилась Айша – это лишний раз показывает, как сильна ее власть надо мной.
– Что здесь произошло, какая беда? Я вижу, ты жив, а где же мой господин Лео? Говори, где ты спрятал моего господина, говори – или я тебя убью.
Видение было необыкновенно ярким и отчетливым и в свете последующих событий весьма и весьма примечательным, но оно исчезло так же быстро, как и возникло.
И тут сознание оставило меня.
Я увидел свет. И услышал голос Лео.
– Хорейс, – кричал он, – Хорейс, держись за ложе моего ружья, да покрепче!
Я отчаянно ухватился за протянутое мне ружье, Лео потянул вверх. Это было бесполезно, я даже не пошевельнулся. Подумав, я напрягся и по счастливой случайности или по милости Небес уперся ногами в скалу. Лео вновь потянул ружье, и я изо всех сил оттолкнулся. И вдруг снег раздался, и я выскочил наружу, как лисица из своей норы.
Выскакивая, я опрокинул Лео на спину, и мы с ним покатились по крутому склону, остановились мы уже на самом краю пропасти. Я присел, судорожно глотая – такой сладостный! – воздух. Взглянув на руку, я увидел, что вены на ее тыльной стороне вздулись и стали черными-черными. Ясно, что я был уже при смерти.
– Сколько времени я там пробыл? – задыхаясь, спросил я Лео, он сидел рядом со мной, вытирая пот, который ручьями бежал по его лицу.
– Не знаю. Минут двадцать, вероятно.
– Двадцать минут? А мне показалось, двадцать столетий! Как тебе удалось меня вытащить? Ты же не мог стоять на этом мягком снегу?
– Нет, конечно; я лег на шкуру яка там, где снег потверже, и стал разгребать снежную пыль; я знал, где ты провалился, – это было недалеко. Наконец я увидел кончики твоих пальцев: они так густо посинели, что сначала я принял их за камни; затем я сунул тебе ружье. К счастью, ты смог за него ухватиться. Не будь мы оба так сильны, мне ни за что не удалось бы тебя спасти.
– Спасибо, старина, – просто сказал я.
– Не стоит благодарности, – ответил он с одной из своих быстрых улыбок. – Или ты полагаешь, что я хотел продолжать это путешествие один? Надеюсь, ты немного отдышался, пошли дальше. Ты лежал в холодной яме, тебе надо размяться. Смотри, мое ружье сломано, а твое потерялось в снегу. Ну что ж, зато нет необходимости тащить патроны. – И он уныло улыбнулся.
Идти вперед явно не имело никакого смысла, и мы повернули к тому месту, где кончалась дорога, милях в четырех от нас. В конце концов мы достигли его благополучно. Однажды перед нами пронеслась глыба снега величиной с церковь, в другой раз на нас ринулся, точно нападающий лев, большой валун с горы, подобный тем камням, которые Полифем швырял в корабль Одиссея; перепрыгнув через наши головы, валун с разгневанным воплем исчез в глубинах ущелья. Но мы не обращали на все это внимания, наши нервы были перенапряжены, и мы уже утратили чувство опасности.
Достигнув конца дороги, мы увидели на снегу свои собственные следы и следы яка. Я смотрел на них с волнением – так странно было, что мы остались в живых и вот стоим, их разглядываем. Затем мы заглянули в пропасть. Нечего было и думать о спуске по отвесной стене.
– Пошли к леднику, – предложил Лео.
Мы подошли к леднику, спустились и попробовали заглянуть вниз. Глубина ущелья, насколько мы могли судить, составляла здесь около четырехсот футов. Но достигает ли свешивающийся язык льда дна – мы не могли определить, ибо через две трети расстояния он загибался внутрь, словно конец лука, и строение нависающих по обеим сторонам скал было таково, что мы не могли видеть, где он кончается. Мы поднялись обратно и сели, нами завладело горькое, беспросветное отчаяние.