Розовая мечта

22
18
20
22
24
26
28
30

— Если честно, она мне и самому часто мешает. Не только в кино. Всего пять минут назад любимая девушка назвала меня заумным. Не знаете, это можно расценивать как комплимент?

— Если девушка при этом не последовала за вами — вряд ли.

Мы неторопливо зашагали к станции метро «Ленинские горы». Я искоса разглядывала своего спутника, и чем придирчивей был мой анализ, тем становилось очевидней, — придраться абсолютно не к чему. И зачем мужику такие ресницы, безукоризненная кожа, густые волосы, спускающиеся на шею романтическими прядями?

— Но ведь Эдик тоже не побежал за вами? Если честно, я его не понимаю: такую девушку отпускать решительно нельзя. Тем более, в синие августовские сумерки.

— С «заумным незнакомцем» — вполне безопасно. Мне на «Проспект Вернадского». Последний вагон от центра. — Я остановилась в начале платформы.

— А мне на «Кировскую», посередке.

В тоннеле загрохотал состав, сверкая из темноты свирепыми «глазами».

— Спасибо, что составили компанию, удрав с фильма. Я-то вообще люблю «срываться» — с лекций и торжественных мероприятий. — Прокричала я сквозь металлический лязг. — К тому же, подбиваю «неустойчивые элементы», как уверяет наш декан. Пока!

Перед нами со скрежетом затормозил состав, идущий из центра. Незнакомец поймал меня за локоть.

— Постойте! Все равно уже «двери закрываются»! Не надо тянуть одеяло на себя. Я всегда считался чрезвычайно устойчивым и вовсе не хочу, чтобы вы приписывали победу на свой счет. Терпеть не могу немецкий юмор и ещё когда девушка, пришедшая со мной в кино, не прислушивается к моему мнению… Аркадий. — Представился он и настороженно посмотрел на меня.

— Владислава.

Я с трудом сдержала усмешку, предчувствуя реакцию, которую почти всегда вызывало мое имя. Но Аркадий не раскрыл рот от удивления, а, напротив, радостно шлепнул себя ладонью по лбу, будто комара убил.

— Фу! Ну, это совсем другое дело… Совсем другое. Знаете, Слава, у меня болезненное чувство гармонии. Эдуард назвал вас Клавой, вернее, мне так послышалось, и я как-то не мог с этим смириться. Клава — это же солидная дама из сферы обслуживания с облупившимся красным маникюром. А вы — художница.

Я засмеялась:

— Нет, не угадали. А вы — хвастун. За пять минут представили себя лидером, не поддающемся постороннему влиянию, сердцеедом, весьма пренебрегающим женским вниманием, да ещё натурой утонченной, наделенной особым чувством гармонии…

— И правда — не художница, — присмотрелся ко мне Аркадий и сосредоточенно сдвинул брови. — Социолог или психолог.

Мы все ещё стояли посреди платформы в грохоте проносившихся в обе стороны составов. И нам совсем не хотелось расходиться. Когда Аркадий угадал то, что я едва осознала сама, выбрав специализацию психотерапевта, мне почему-то стало жутко весело, а все совпадения сегодняшнего вечера слились в одно вопиющее знамение: да, Славка, этот Грегори Пек попался на твоей дорожке неспроста!

— Мне совсем не хочется домой. У сестры гости. В основном, девицы. Придется со всеми танцевать. Маринка очень любит мною хвастаться… Есть идея — выходим на противоположный берег реки и пешком топаем до метро «Университет». То есть, я как бы вас провожаю. В благодарность вы купите мне пломбир — в очереди кошелек стащили. И дадите свой телефон — я очень нуждаюсь в помощи профессионала, — мания величия, как вы правильно отметили, совсем измучила. Да и вам, Слава, наверняка нужны подопытные мышки.

— Собачки. У них другая организация нервной деятельности.

Мы смеялись всю дорогу, наслаждаясь легкостью общения и чувством внезапной симпатии. Потом, съев у метро две порции «Ленинградского» мороженого, Аркаша проводил меня домой. Мы узнали, кажется, друг о друге почти все. Аркадий Тайцев заканчивал юридический факультет МГУ, являясь отличником и любимцем руководителя курса — профессора международного права Л. В. Кадочникова. А также спортсменом, красавцем и правнуком известного в России адвоката. Я прихвастнула сложным происхождением, смешавшем словацкую и грузинскую кровь, и серьезным отношением к избранной профессии. Прозвучало вскользь и то, что поклонников у меня полно, но вот серьезного пока нет — критерии завышенные. То есть, как поется в старой песне эпохи фокстротов и твиста: «Ах, кавалеров мне всегда хватало, но нет любви хорошей у меня». На прощание, рассматривая меня прищуренными, внимательными глазами, Аркадий сказал очень серьезно: