Некоторое время мы молча жевали, сосредоточенные, как шахматисты на мировом первенстве.
— Кажется, я должна сделать ход первой. Мне не удасться сейчас сформулировать нечто вразумительное… но ясно одно — в таких случаях жена уходит из дома.
— Кто же начинает партию с «коня»? Ты хотела сказать, что испытываешь к своему бывшему пациенту нечто большее, чем симпатию. — Сергей вскочил к сковороде, зачадившей дымом. — Черт! — Крышка с грохотом покатилась по кафельному полу.
Отстранив его от плиты, я перевернула куски мяса и убавила огонь.
— Вот видишь — Сергей Баташов без тебя абсолютно беспомощен. Буду сидеть холодный, худой… — Он вздохнул. — Нет, Слава, в таких случаях такие жены от таких мужей не уходят. Ты ведь тоже так думаешь, правда?
— Не знаю… Я совсем не знаю, что думать… Я запуталась.
И вместо того, чтобы атаковать противника жесткими, прямыми вопросами, вместо безоговорочных признаний, разрушающих нашу жизнь, я расплакалась.
— Не надо, Слава, не надо… — Он подошел и погладил по голове, как чужой дядя потерявшуюся девочку на улице. — Это не самая большая беда… Ведь у Соньки все хорошо?
Я с удивлением поняла, что вернувшись вчера утром из Англии, до сих пор ни словом не обмолвилась о дочери. И теперь спешила рассказать все про школу, про Питчемов, про скачки, про теннис и музей пыток… На этом я запнулась, все ещё не зная, как объяснить мою встречу с Юлом.
— Тебе известно, что Ртищевы прислали ко мне Вартанова?
— Да, но я так и не понял, почему ты обратилась за помощью к Афанасию, а не ко мне.
— Я не знала, насколько серьезны мои подозрения и не хотела пугать тебя зря… После той истории с Ирой я стала очень подозрительной…
— Кто напугал тебя? Что там произошло?
— Не уверена, что тревога была ложной. Пару раз во время прогулок по окрестным городкам мне почудилось, что кто-то следит за мной. Мужчина самой неприметной наружности… Понимаешь, мне стало казаться, что я втянута в какой-то опасный круг… Жуткие дни в Стамбуле, выстрел в подъезде, гибель Иры… И теперь — Игорь Рустамов… Такое впечатление, что все мы, бывшие в круизе, отмечены роковым клеймом…
Я, наконец, нашла в себе силы посмотреть в глаза Сергея и ужаснулась: такой тревоги мне ещё не приходилось видеть. Он порывисто обнял меня, прижал к себе, распластав на спине ладони. Только в его медвежьих объятиях я чувствовала себя крошкой — маленькой девочкой, надежно спрятавшейся от всех бед.
— Послушай меня, Бубочка… — Зашептал он, тепло дыша мне в темя. Выбрось все из головы, хотя бы на время. Поверь — все объяснится, все уладится так или иначе… Только сейчас — уезжай.
— Куда? — Отпрянула я.
— К Соньке. Я сделаю долгосрочную визу. Поживете лето у этих Питчемов, или снимете дом… Я почему-то думал, что ты не станешь торопиться в Москву… Ну, ладно, так, наверно, лучше… Лучше, что ты вернулась. Хотя и не ко мне. — Он все ещё прижимал меня, скрывая лицо, а голос предательски дрогнул. Супермен Баташов скрипнул зубами, боясь показать мне свою слабость. — Пойми, я должен прогнать тебя — отправить куда-нибудь подальше. Спрятать, затаить. И разобраться во всем самостоятельно! Здесь сейчас очень опасно…
И я уехала. Только не так далеко, как хотел Сергей — в маленький поселок Молчановку под Загорском, где находилась наша «вилла». Деревянное строение тридцатых годов с почерневшей террасой и резным мезонином было построено моим дедом-историком в соответствии с требованиями тогдашней дачной моды. Мы так все и оставили — темные буфеты со стеклянными дверцами, в которых загадочно играли утренние лучи, скрипучую старую плетеную мебель, огромный круглый стол на пузатых резных ножках, книжные шкафы с подшивками «Правды», «Известий» и пожелтевших журналов. Но самым главным, в чем наверняка теплилась ещё живая душа этого дома, были абажуры и лампы, а также фотографии совсем незнакомых людей в затейливых, кем-то выпиленных лобзиком рамочках.
Выпиливая их, прикусив от старания кончик языка, наверняка мальчик-пионер. Скорее всего — мой отец, застреленный сорок лет спустя в тбилисской тюрьме. А работая, думал, что для рамок фанера — материал непрочный и лучше бы сделать что-нибудь понадежней. И вот они, затейливые деревянные «кружева», пережили их всех — смеющихся под июньским солнышком среди кустов цветущего жасмина. Носатых дам в белых панамах, усатых ученых мужей с сачками наизготовку… Почему это раньше все так любили бегать за бабочками, сниматься на «групповые» фотографии — с детьми, собаками, зонтиками, удочками, любимыми велосипедами?
ebooksa