Рауль последовал за ними.
Жестокая схватка перенеслась в город, все ворота которого были перекрыты, чтобы никто не улизнул. Шведы, загнанные врагами в ловушку, точно разъяренные волки, метались в поисках убежищ, но все без толку. Напрасно они бросали оружие, напрасно умоляли на коленях, барабаня кулаками в двери домов, крича, что они сдаются, и моля о пощаде. Сердца горцев и горожан переполняли ненависть и жажда мщения – состраданию в них не было места.
Еще недавно шведы-победители не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей. И вот справедливость, пусть и ужасная, восторжествовала: теперь никто не щадил шведов-побежденных.
Между тем некоторым из них удалось сплотиться, и, оставляя после себя кровавые следы, они стали в одном месте пробиваться к городским воротам, охранявшимся горцами. В конце концов им удалось прорваться за ворота, но Лакюзон, не хотевший, чтобы его люди рассредоточивались, приказал не преследовать беглецов.
Граф де Гебриан и Черная Маска как сквозь землю провалились – никто не знал, куда они подевались и где их искать.
Отныне город Сен-Клод перешел в руки победителей, враг был изгнан – уж теперь-то он оправится нескоро.
Лакюзон с Варрозом, отдав последние распоряжения, собирались вернуться вместе с Раулем на площадь Людовика XI, где должны были встретиться с преподобным Маркизом.
Но тут по городу разнесся слух о некоем зловещем предзнаменовании.
Наблюдатель, денно и нощно несший дозор на соборной колокольне, вдруг ударил в набат – колокол загудел заунывным гулом; а набат – это бронзовая птица, порхающая с одного колокола на другой, так что вскоре зловещий зов подхватили все колокола сен-клодских церквей, слившись в один тревожный плач и стон.
В то же время со всех сторон в небо взметнулись густые клубы черного дыма, окутывая город огромным сумрачным покрывалом.
И по городу разнесся крик, соединивший в себе тысячи возгласов, повторявших одно:
– Горим! Горим! Горим!
Пожар был последним жутким воспоминанием, которое шведы оставили по себе в многострадальном городе. Они мстили даже в своем поражении, а чтобы последняя их месть была всеохватной и грозной, они подожгли Сен-Клод с четырех сторон. А в городе, где не хватало воды, где улицы были совсем узкие и две трети домов – деревянные, всякое сопротивление бедствию, любая борьба с ним были уже обречены на неудачу. Надо было бежать, чтобы не оказаться погребенным под дымящимися руинами.
Лакюзон с Варрозом не скрывали своего уныния и отчаяния.
К ним подскочил какой-то горец в обгоревшей одежде, с опаленными волосами, запыхавшийся, как видно, от долгой и быстрой беготни.
– Капитан, – дыша с трудом, проговорил он, – огонь везде и всюду. В нижнем городе и по улицам уже не пройти.
Затем, повернувшись к Раулю, находившемуся рядом, он прибавил:
– Я прямо с Пуайа… хибара Железной Ноги полыхает, как вязанка сухого терновника…
Лакюзон с Раулем, вздрогнув, переглянулись.
– Эглантина!.. Где Эглантина? – вскричал капитан, хватая за рукав своего благородного спасителя.