Неужели все эти странные слухи, причудливые истории и впрямь имели под собой какое-то основание?
Чуть погодя мы это, конечно же, узнаем.
Оставим полковника Варроза, преподобного Маркиза и Рауля де Шан-д’Ивера молиться за благополучный исход дерзкого предприятия, задуманного Лакюзоном.
Оставим Маги-ведьму спать беспробудным сном под надзором двух горцев.
Оставим Гарба, спешащего на встречу со своим отцом.
Оставим капитана, поджидающего отца Гарба у Со-Жирара.
Оставим, наконец, всех наших героев в их безудержном стремлении ускорить ход событий и перенесемся на горную вершину – к первым наружным воротам Замка Орла.
Было около трех часов пополудни – к этому времени в окрестностях замка собралось несчетное число крестьян со всей округи. Одни толпились пока еще у подножия кряжа; другие медленно поднимались вверх по косогору вместе с тяжело груженными повозками; наконец, третьи длинной чередой, один за другим тянулись к подъемному мосту, чтобы, попав в замок, выплатить возложенные на них подати деньгами и натурой.
Время от времени в движении очереди случалась заминка, покуда приказчик осматривал, подсчитывал и взвешивал: скотину, деньги, фураж и всевозможный провиант – словом, все, что привезли ленники.
Какие-то вооруженные люди, у первого подъемного моста, следили за порядком на въезде и выезде.
На вершину кряжа только-только поднялась дородная, крепкая баба лет тридцати пяти – сорока, настоящая кумушка-здоровячка, в наряде горской крестьянки. В руке у нее была длинная, легкая палка с острым железным наконечником, которой она погоняла двух здоровенных черных, остророгих волов, тянувших повозку, груженную соломой, мешками с хлебом и картошкой.
– Слава тебе, Боже милостивый! – проговорила она на местном наречии, которое мы переводим. – Наконец-то мы с моею скотинкой добрались до места и скоро сможем оглядеться вокруг без всякой опаски ослепнуть… А-а, это вы, дядюшка Бренике? Доброго вам дня! Как живете-можете?
Последние ее слова были обращены к престарелому крестьянину, сидевшему на большом камне на обочине и жадно поедавшему внушительный ломоть пеклеванного хлеба.
– Да вроде бы ничего, матушка Готон, а вы? – отвечал старик, к которому обратилась крепкая баба. – А что это вы там себе нашептывали под нос, матушка Готон?
– Что надо, то и нашептывала… а вернее сказать – когда же закончится этот чертов подъем? Мы уж со скотинкой моей не чаяли, когда доползем.
– Не смею перечить, матушка Готон, но вы, кажись, говорили что-то про опаску ослепнуть…
– Да, говорила, ну и что с того?
– Отчего же так?
– Ах, неужели, дядюшка Бренике, вы подумали, будто я собираюсь заглядываться на Игольную башню?
– А почему бы и нет?