Впрочем, такое разделение продолжалось недолго.
Рудольф II объединил их вновь, и так королевство просуществовало до 1126 года.
В то время Бургундией правил Рено II. Как раз тогда она была провозглашена графством. Рено II отказался признавать императора своим сюзереном – и подчиненности, сиречь вассальной зависимости, предпочел военную удачу.
Началась война, и Рено, отразив все атаки императорских войск, сохранил за собой право свободного управления государствами. И, поскольку он ни от кого не зависел и своею волей и силой провозгласил себя независимым государем, его стали называть «Вольным Графом», а провинцию, которую он так доблестно защищал, – «Вольным Графством»[63].
Так что мы считаемся прямыми потомками пламенных и счастливых защитников Нашего Вольного Графства! И ценим мы себя не меньше наших отцов! И до последнего вздоха, до последнего человека будем охранять независимость, которая досталась нам в наследство от них!..
Говоря это, преподобный Маркиз воспрял духом. Голос его отныне звучал громко и взволнованно, как боевой горн, и, пока он громогласно взывал к свободе, глаза его сияли все ярче от гордости и воодушевления.
Человек в красной мантии смотрел на него и внимал ему с восхищением и удивлением.
Таким вот каким был этот священник-воин, которого ему описывали как неотесанного мужлана – жестокого, слепого фанатика… А на поверку этот человек оказался глубоким мыслителем, искусным проповедником. Он шел прямо к цели под знаменем великой и святой идеи. Он был чистосердечен в словах и жестах, и взгляд у него тоже был искренний!
Преподобный Маркиз без труда угадал по лицам всех присутствующих, сколь глубокое впечатление произвел на них.
И, не желая его умалять, он продолжал:
– Да, Конте свободна! Свободна! И хочет оставаться свободной и впредь!.. Свобода на протяжении пятисот лет – разве не стоит она единых усилий, пусть порой и кровавых? Может, вы забыли достопамятные битвы, что графы Бургундские вели против посягательств императора Фридриха Барбароссы[64]? А помните, как при Филиппе Красивом[65] сеньорам пришлось принять воззвание к Дольскому парламенту против приговоров и арестов, налагаемых подвластными им бальи[66]? Разве парламент не служит самым что ни на есть неопровержимым доказательством нашей независимости? Парламент – наша духовная опора, наш щит. Он служит защитой нам, а мы, в свою очередь, будем защищать его до последнего вздоха – так же, как в былые времена… В 1336 году знать пожелала диктовать ему свои правила, вместо того, чтобы подчиняться его законам, – и знать потерпела поражение. Судебная власть, власть незыблемая, победила с помощью обнаженных клинков… Жана де Шалона лишили владений и изгнали прочь из Франш-Конте, а Жана де Грансона задушили как изменника – вот вам громкие и страшные примеры парламентского правосудия!
Кто знает, быть может, эти примеры скоро повторятся!.. И кто знает, быть может, скоро полетят с плеч головы, с которых прежде сорвут маски!..
Последние его слова, подкрепленные взглядом, полным презрения и ненависти, точно острый клинок, поразили Антида де Монтегю прямо в сердце, и лицо его под бархатной маской побледнело.
Выдержав короткую паузу, преподобный Маркиз продолжал, обращаясь уже к человеку в красном:
– Нужно ли вам напоминать, чтó сделал этот парламент для провинции? Нужно ли повторять, как он во все времена добивался преданности и признательности всей области? Когда после открытия наследства Австрийского дома парламент заручился абсолютной политической властью, не употребил ли он ее во благо горожан и селян? Не он ли боролся на равных со всеми этими гнусными наследниками реформаторов и невыносимым фанатизмом Филиппа II? Не являет ли собой Дольский парламент наше правительство, закон и правосудие? Не защищает ли народ от произвола сеньоров, а сеньоров – от произвола вельмож? Народ служит ему, как и дворянство – все сословия сплетены в настолько крепкий узел, что разрубить его не по силам ни одному человеку…
Вы только что назвали нас вассалами Испании. Но принадлежим ли мы Испании? Разве мы испанцы? Разве мы приняли испанские нравы, обычаи, язык и законы?
Нет, нет и сто раз нет!..
Мы народ самостоятельный. Мы народ свободный. И подчиняемся только нашим законам. Мы полагаем себя членами парламента, который нами управляет.
А пресловутое испанское иго, последний признак уходящих феодальных устоев – это только слова, жалкая видимость, ибо в действительности этого ига не существует. И мы разбили бы любые цепи, если бы почувствовали, что нас пытаются ими опутать.
Испания от нас далеко. Ее влияние нас никак не затрагивает.
ebooksa