– Знаю, монсеньор, как и то, что вы собираетесь с нею сделать, а посему, оказавшись в плену, я уже приготовился предстать перед Богом.
– А если бы я оставил вам жизнь и свободу?
– Жизнь и свободу! – повторил Маркиз.
– Да. Что бы вы сказали тогда?
– Я бы сказал, что, поступая так, вы преследуете некую цель, и мне хотелось бы знать – какую. Если оказанная мне милость обернется во вред моей Родине, я откажусь.
– Стало быть, вы отвергаете мое предложение?
Маркиз воззрился на кардинала.
– Монсеньор, – сказал он вслед за тем, – я признаю за вами право послать меня на казнь, но не оскорблять.
Ришелье поднялся.
– Священник, – сказал он, – я оставляю за вами право распоряжаться своей судьбой. Как вам угодно, чтобы с вами обращались?
– Как с ровней вам, монсеньор.
– Ровней мне? – удивился Ришелье.
– Вы один из повелителей Франции, а я – гор. Мы с вами оба служим Богу. Вы кардинал, это так, но послушайте, разве мы не равны перед той же Церковью? На мне такая же красная мантия, как и на вас.
– Но зачем… – воскликнул кардинал, – зачем вы облачились в красную мантию? К чему эта постыдная насмешка над высочайшим из церковных санов?
– Неужели монсеньор, когда вам рассказывли обо мне, ничего не сказали о моей мантии?
– Мне рассказывали всякие суеверные байки и небылицы – разве я мог поверить в такое!..
– И среди прочего вам рассказали, что красная мантия – мой талисман, не так ли?
– Да.
– Вам говорили, что от нее отскакивают и мушкетные пули и даже самые закаленные клинки, так?
– Да, говорили.