Между тем, как мы помним, преподобного Маркиза, по распоряжению кардинала, препроводили в часовню.
Солдаты подвели его прямо к алтарю и, удалившись охранять выход снаружи, оставили одного.
Часовню освещал лишь тусклый огонек серебряной лампады, подвешенной к сводчатому потолку. Этот огонек, днем совершенно неприметный, с наступлением сумерек делался более ярким и в ночи отбрасывал слабый – совсем бледный, мерцающий отсвет на мраморные плиты пола, играя смутными бликами на убранстве алтаря и резных рамах полотен.
Сперва Маркиз преклонил колени перед дарохранительницей и принялся молиться с истовостью христианина и усердием священника. Потом, поднявшись с колен, он сложил руки на груди и, обратив взор на образ распятого Христа, погрузился в свои мысли, одновременно печальные и утешительные, какие пред смертью волнуют душу праведника. В полной отрешенности он потерял счет времени.
Из покоев кардинала к часовне вел узкий переход.
Ришелье никому не сказал ни слова. Взял горевшую на камине лампу и один ступил в темный коридор.
Дверь в часовню охранял французский солдат.
– Можете идти, – сказал солдату кардинал, – в вашем присутствии больше нет надобности.
Часовой тотчас повиновался – и кардинал отворил дверь.
Ришелье подошел к Маркизу совсем близко и коснулся его плеча – священник оглянулся: его лицо не выражало ни растерянности, ни удивления. Однако ж он поклонился – скорее в знак почтения к кардинальской мантии, в которую был облачен министр, а не к нему самому.
– Священник, – спросил его кардинал, – о чем вы так задумались?
– Видите ли, монсеньор, – спокойно отвечал Маркиз, – я задумался о том, что до сего дня считал вас безжалостным врагом и проклинал за то зло, которое вы причинили всему, что мне дорого… и тем не менее в этот последний час ненависть, вся без остатка, исчезла из души моей, и я прощаю вас от всего сердца.
– Откуда такое смирение и такая снисходительность?
– Взгляните, монсеньор!..
Рука Маркиза указала на Христа.
И он продолжал:
– Взгляните, Сын Божий, умирая на позорном кресте, простил своих мучителей… Я молил Его дать мне силы, чтобы последовать явленному им высокому примеру. И просьба моя, похоже, была услышана, ибо, повторяю, я иду на смерть, не держа в себе ни капли горечи…
– Стало быть, вы не боитесь смерти?
– Чего же мне ее бояться? Как солдат я часто ходил с нею бок о бок; как человек я знаю, что конец жизни неопределен и смерть всегда витает рядом и кружит в поисках добычи, словно стервятник; как священник я боролся с чужими страхами и слабостями, которые она влечет за собой. Словом, как видите, мне нечего бояться того, что я хорошо знаю. Так что пусть приходят ваши палачи, я готов.
– Палачи не придут, – медленно возразил Ришелье.
ebooksa