Замок Орла

– В таком случае, – с глубочайшим волнением проговорил Рауль де Шан-д’Ивер, – отправляйтесь в Замок Орла. Там и найдете то, что ищете.

– Что! – в один голос вскричали полковник Варроз и преподобный Маркиз. – Вы обвиняете Антида де Монтегю?

– Да, – отвечал Рауль, – и капитан Лакюзон скажет вам – почему.

– Рауль, – резко заметил Лакюзон, – глядите! Нынче ночью вы рассказали мне о постылых злодеяниях, совершенных против сира де Миребэля и его дочери, против вашего отца и вас самого, и вы считаете, что их зачинщиком был владетель Замка Орла. Так вот, я признаю, что ваши тяжкие подозрения действительно могут быть правдой. Но я сказал вам, и вы, конечно, это помните, что сегодня Антид де Монтегю стал самым твердым оплотом нашей борьбы за свободу. Когда-то, не исключаю, ревность, жажда мести и могли толкнуть владетеля Замка Орла на неблагонравные поступки, но за это он ответит сполна перед Богом. И если двадцать лет тому человеком в черной маске был Антид де Монтегю, то будьте уверены, как и мы, что сегодня под такой же маской скрывается совсем другой человек. И я призываю в свидетели преподобного Маркиза и полконика Варроза…

– Что до меня, – ответил Варроз, – я думаю и скажу то же, что и Жан-Клод.

– А я, – в свою очередь вставил преподобный Маркиз, – замечу, что патриотические настроения Антида де Монтегю и его преданность нашему делу не подлежат ни малейшему сомнению.

– И что вы на это ответите, Рауль? – спросил Лакюзон.

– Только одно, капитан, и я вам уже это говорил нынче ночью: я подожду.

После его слов наступило долгое молчание.

Наконец его нарушил Лакюзон:

– Который час?

– Только что пробило шесть, – ответил священник.

– В таком случае, – сказал капитан, – у нас еще есть время обсудить и другие дела. Быть может, они не столь великие, как судьба нашей земли, но и не менее важные. А поговорить я хочу об Эглантине.

Рауль де Шан-д’Ивер смекнул, что вопрос касается и его тоже, – он вздрогнул, щеки и лоб его на мгновение покрылись ярким румянцем.

Лакюзон был единственным, кто заметил его взволнованность, и, обращаясь к Варрозу с Маркизом, продолжал:

– Не кажется ли вам, что именно сейчас необходимо и полезно открыть Эглантине тайну ее рождения? И, поскольку у нее нет родни, не будет ли благородно и своевременно сказать ей, что мы с нею не родственники – что тот, кого она почитала за родного отца, и тот, кого считала своим братом, чужие ей люди?

– Нет, ни в коем разе! – вскричал Маркиз. – В этом нет ни необходимости, ни благородства. Пусть бедное дитя не ведает того, что стало известно нам, и пусть пребывает в своем неведении как можно дольше. Таково мое мнение.

– И мое, – сказал Варроз.

– Чудесно! – продолжал Лакюзон. – Стало быть, так и порешим. Но есть еще один вопрос, не менее важный.

– Какой?