Замок Орла

– Вот какой: скоро нам предстоит сделать ставку в страшной игре, где на кону будет не только жизнь моего дядюшки, но и жизнь нас троих. Мы должны выиграть, и, думаю, так оно и будет – я в этом почти уверен. Но нужно все предусмотреть: ведь если один шанс из ста будет против нас, мы можем потерпеть поражение. Через два часа мы либо победим, либо умрем…

– Такое нам не впервой, как мне кажется, – прервал его Варроз.

– Прошу прощения, полковник, но не так уж часто случалось нам троим рисковать вместе. А вернее – никогда, и так до сего дня, пока смертельная опасность не нависла не только над нами, но и над Пьером Простом. И я клоню вот к чему: если мы падем в бою, если нынче вечером ни один из нас не выживет, что тогда будет с Эглантиной, ведь она останется совсем одна, об этом вы подумали?

– Ах ты, дьявол! – пробубнил Варроз. – Мне такое и в голову не пришло.

– Если, как ты говоришь, случится худшее, – после недолгого раздумья ответил преподобный Маркиз, – Эглантина найдет надежный и почтенный приют в монастыре Благовещения в Бом-ле-Дам.

– Разумеется, да только она не сможет там долго находиться.

– Почему? Ей ничто не помешает принять постриг и посвятить свою жизнь служению Господу.

– А кто вам сказал, что в этом ее призвание?

– Эглантина – девушка благочестивая, и мирская суета, думаю, ей чужда.

– Эглантина – ангел, я и сам прекрасно знаю! – воскликнул капитан. – И тем не менее смею утверждать, что монастырская жизнь – совсем не ее удел.

– Она сама тебе это сказала?

– Да что вы! Но у меня есть все основания думать, что так оно и есть.

– И какие же это основания, позволь спросить?

– Пожалуйста. Эглантина влюблена – и любима.

– Уж не в тебе ли все дело? – воскликнул священник, воззрившись на Лакюзона.

Сделав над собой неимоверное усилие, чтобы не выдать растерянности, в какую вверг его этот вопрос, капитан отвечал:

– Нет, преподобный Маркиз, не во мне… да и разве я свободен? Разве могу любить кого-то, кроме моих горцев и свободы?

– Что ж, – допытывался священник, – тогда в ком?

– В благородном молодом человеке, который уже спас мне жизнь и желает разделить с приемной дочерью деревенского врача свое знаменитое имя и великое состояние… – в Рауле де Шан-д’Ивере.

– Рауль, мальчик мой, – проговорил Варроз со слезами умиления на глазах, – так ведь это же прекрасно! Если это от всего сердца, от всей души… Вот поступок, достойный сына Тристана!