Замок Орла

22
18
20
22
24
26
28
30

Все разом смешалось. А Лепинассу меж тем как сквозь землю провалился.

Через несколько мгновений площадь Людовика XI являла собой ужасное, поистине устрашающее зрелище. Здесь развернулась не обычная стычка солдат, сошедшихся под разными знаменами, а рукопашный бой, схватка один на один, когда превосходство зачастую зависит не столько от силы, сколько от храбрости и ловкости. Коротко говоря, горцы брали верх.

К тому же знаменитый посвист Лакюзона, красная мантия преподобного Маркиза, вызывавшая, как мы уже говорили, везде и всюду таинственный, суеверный трепет, смерть Пьера Проста, не казненного, а убитого, – все это ввергло шведов в неописуемый ужас. И они дрогнули еще до боя.

Однако эти доблестные воины – солдаты и наемники – были и решительны, и храбры; да и потом, зная, что им не стоит ждать милости от своих заклятых врагов, они не желали, чтобы им без сопротивления перерезали глотки, как баранам. Ну а раз им было суждено умереть, то жизнь свою они решили отдать за дорогую цену.

С полдюжины горцев окружило преподобного Маркиза, который, стоя чуть ли не на коленях, держал на руках безжизненное тело Пьера Проста.

Полковник Варроз, метавшийся в самой гуще врагов, точно гомеровский герой, вращал своей длинной шпагой с неистовой силой, и каждый ее удар приходился в цель.

Вскоре это уже была не схватка, а настоящая бойня. Бежать шведам было некуда: двойной частокол обнаженных шпаг преграждал оба выхода с площади Людовика XI. Сломленные численным превосходством и неудержимым натиском горцев, они падали один за другим, а победители, опьяненные льющейся кровью и лютой ненавистью, крушили все вокруг, вымещая свой пыл даже на трупах, когда не осталось живых врагов.

Все произошло меньше чем за десять минут.

Лакюзон с горсткой товарищей оказался у высоких ворот с гербом и свистнул своим знаменитым посвистом. Горцы перестали рубить налево и направо и поспешили на его зов.

– Ну что? – спросил его Варроз, вытирая окровавленную шпагу, изрядно затупившуюся о черепа, которые она раскалывала без всякой жалости. – Где Черная Маска?

– Бежал, трус! – гневно ответил капитан. – Бежал и запер за собой ворота. А покуда мы их высаживали, он успел улизнуть из аббатства. Но я найду его, клянусь честью! Да-да, найду, и тогда…

Он не договорил.

– Тихо! – резко бросил полковник. – Слышишь?

Лакюзон прислушался.

С главной улицы донесся какой-то гомон: крики отчаяния, ровный солдатский шаг, звон оружия и барабанная дробь – сигнал к бою.

В то же время один из горцев, охранявших расчищенный от шведов выход с площади, подбежав к Лакюзону, сказал:

– Капитан, шведы и серые на подходе!

Это Лепинассу, воспользовавшись первыми минутами сумятицы и общего смятения, бежал из монастыря через внутренние галереи за подмогой. И вот теперь вернулся – и не один.

– Шведы! Серые! – повторил Лакюзон. – Тем лучше, ребята. К бою! К бою! Я обещал дяде пышные похороны. Помогите же мне исполнить обещание! Всем заряжать оружие! Построиться в три шеренги! И ждать!

Горцы подчинились, исполнив приказ с восхитительной, благоразумной поспешностью, которая всегда была свойственна партизанам-горцам. Эта тройная шеренга выросла неодолимой преградой между преподобным Маркизом и наступающим неприятельским войском.