Я теряла человека, которого любила и не знала, как этому помешать. Сказать, что с ним происходит, откуда взялось столько жестокости, было мне не подвластно. Это не было тьмой, потому что глаза капитана оставались синими, как прежде. Он контролировал себя, и жестокость его не была вспышками, это теперь его постоянное состояние. Он был спокоен и сосредоточен и как будто умиротворен. Это – то и пугало больше всего.
В минуты, когда я оставалась совсем одна, давала выход боли и тоске. Завтра мы отправимся в поход и вероятно умрем, а человек, чья поддержка мне нужна больше всего, стал для меня чужим. Несколько раз я пыталась поговорить с ним, но неизменно натыкалась на стену равнодушия. Это отчуждение стало настолько невыносимым, что я ушла жить в другую комнату, а он, похоже, и не заметил. Мне так не хватало его рук, его губ и запаха. Он пах как лес после дождя, он пах домом. С каждым днем его любовь и преданность, становились похожими на сон, будто все, что было между нами, я придумала себе сама.
Возможно, все дело в предстоящей битве. В том, что на наши плечи ложится огромная ответственность, и мы ведем на гибель столько людей, не уверенные, что сможем осуществить свой план. Возможно, Аарон не хочет отвлекаться от задания, таким образом, настраиваясь на тяжелейшее противостояние в своей жизни. Почему еще он мог так поступать со мной? Я была готова придумать сотню оправданий для него, но никогда бы не смирилась с тем, что он просто стал таким жестоким, и это все было частью его всегда. Я отчаянно хотела обсудить это с магистром, но он продолжал старательно избегать меня.
На рассвете, когда мы готовы были выступать, Люк принес мне записку от Кронуса.
Что-то происходило, и происходило это за моей спиной. Почему в этот раз, мне не рассказали суть плана? Я ждала этого утра в надежде на то, что совещание все-таки состоится, и я буду иметь хоть малейшее представление, что делать, когда это самое время придет. И злость и обида смешались внутри, но я постаралась подавить эти чувства, чтобы о них не узнал Аарон. Смяв записку и растоптав ее, в каком-то приступе ребячества, я вышла из комнаты, которую с недавних пор занимала и на пороге столкнулась с капитаном.
– Мы выступаем через десять минут. Все указания о дальнейших действиях нашего отряда, я дам уже непосредственно за час до наступления. Клин и Быстрая оседланы и ждут нас. Ты поедешь рядом со мной и будешь делать точно так, как я скажу. – Он даже не смотрел на меня, его глаза сосредоточились на чем-то поверх моей головы, словно он увидел нечто ужасно интересное. Я хотела было ответить, но он резко развернулся и зашагал прочь. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Щемящая тоска поселилась в сердце, и мне безумно захотелось кричать. Кричать громко, так чтобы легкие перестали давить, и можно было, наконец, сделать глоток воздуха полной грудью. Просто выпустить эту накопившуюся боль наружу. Освободиться от нее.
Мы шли три дня. Воздух стал прохладным и все больше листьев устилали путь. Они уже окрасились в желтые и огненно красные тона. Я любила осень, особенно, если несколько дней не было дождя, и листва на земле не смешалась с грязью. В это время года лес становился сказочно красивым, в нем была какая-то загадка, какое-то волшебство. Но сейчас, этой осенью, я просто не замечала этой красоты. Так уныло было у меня на душе. Всю дорогу я путешествовала бок о бок с Аароном, но мы не перекинулись и парой фраз.
За пару часов до прибытия в Осмию, мы разбили лагерь и послали людей осмотреть окрестности, в том числе и подходы к городу. Правитель Истиан собрал совет у большого костра, и мы попытались оценить свои шансы.
– Исходя из собранных данных, Хорн уже в городе и планирует пробыть там неделю или около того. У него десять тысяч солдат с собой. Остальные рассредоточены по всей Ессении, – начал правитель. – Что предлагаете капитан?