В погоне за временем,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну, вроде такого. Хотя как-то не по-русски, ведь в реальности ты там не был, поэтому представить все ощущения до мелочей не можешь.

– Могу. Я на море был, поэтому смогу, – заупрямился Сережа.

– Ну ладно, представляй, что хочешь. – Она вздохнула и решила не спорить.

– Вот тебе хорошо, – продолжила она терпеливым голосом, – и ты видишь рядом меня, к примеру.

– Еще лучше стало!

– Серьезнее, Виноградов, а то я объяснять не буду.

– Ну, я честно сказал, если ты будешь рядом, мне будет еще лучше.

– Ладно, – улыбнулась Леля, – не отвлекайся.

И стала говорить тихим, медленным голосом, зависая на каждой фразе, пытаясь передать свои эмоции и ощущения.

– Сосредоточься… Закрой глаза… почувствуй солнечное тепло… ветерок, шум воды… нежное пение птиц… и бесконечное небо. Вспомни эти ощущения на коже, услышь эти звуки. Смотри… Ты видишь, как красиво шевелятся листья… как бежит рябь по воде… и солнечные блики переливаются, как бриллианты. Так хорошо и так чудесно вокруг! И тут появляется радость внутри тебя, она разливается, и тебе хочется, чтобы я и все, кто рядом, почувствовали эту красоту, так же, как и ты, оставили все мысли и наслаждались.

Я читаю книгу, и ты смотришь и удивляешься, как я могу читать в такой момент! И тебе жалко, что я этого не замечаю. Тебе хочется поделиться своим состоянием, и ты говоришь мне – посмотри, как красиво вокруг, как хорошо! Но вдруг ты неосторожно отвлекся – и все… Только воспоминание и внутренняя тоска по таким минутам.

Она замолчала, не зная, что еще добавить. От эмоционального напряжения в горле появился комок, и захотелось заплакать. Леля смотрела на своего друга и изо всех сил пыталась передать свои чувства ему. Страшно было подумать, что он может посмеяться над ней.

Виноградов лежал не шевелясь, сосредоточенно работая над своими ощущениями. Наконец, он открыл глаза и сел на кровати.

– Я понял, – тихо проговорил он.

Его тоже переполняли чувства и, чтобы с ними справиться, он поднялся и подошел к окну. За окном садилось солнце, и небо было розовым. И тут он вспомнил, как был счастлив, когда они с рано ушедшим из жизни отцом любовались необычными красками заката. Как они делились своими восторгами и даже решили запечатлеть этот миг для себя. Он горько ухмыльнулся своим воспоминаниям и вслух произнес:

– Конечно, я знаю такие переживания. И воспоминания из детства всегда связаны с похожими картинками. Я помню закат, который мы фотографировали с отцом. Помню, как шелестит береза у бабушкиного крыльца, помню, как стою под летним дождем со своим приятелем, и мы хохочем от счастья.

– Вот-вот, – взволнованно продолжила Леля. – Самое важное в этом состоянии то, что тебе непременно хочется с кем-нибудь разделить эту радость. Этот момент душевного восторга, ощущения счастья и желание им поделиться – и есть истинная любовь. Это прикосновение к божественному миру, который мы смогли разглядеть в нашем мире. Только пойми – это сотая часть того счастья, которое я испытала в тот момент, когда просто заглянула туда, в Китеж, причем даже не в реальности. В реальности я бы не вынесла, и мое сердце лопнуло бы, переполненное эмоциями.

Леля встревожено посмотрела на Сережу. Понял ли он ее столь сумбурное объяснение? Не станет ли смеяться? Но она встретила взгляд удивления и восхищения. Леля вздохнула, и слезы навернулись на ее глаза.

– Ну, вот и все, – она улыбнулась и протянула ему руку. – Я не могу описать, что я увидела. Я могу описать только свои чувства. Это ощущение бесконечной любви ко всему миру.

– Даже ко Льву Доберманычу? – пошутил Сережа, беря ее руку в свою.