«Зайцем» на Парнас

22
18
20
22
24
26
28
30
Виктор Федорович Авдеев «Зайцем» на Парнас

Сборник Виктора Авдеева включает ряд произведений, различных по тематике и жанру, написанных в разное время. В автобиографической повести «Зайцем» на Парнас» автор рассказывает о своем долгом и трудном пути из беспризорников в писатели. Не «зайцем», конечно, проник он на «Парнас», его появлению там предшествовали и большой труд, преданность призванию, порою срывы, ошибки и разочарования.

В сборник входит цикл рассказов о Великой Отечественной войне, патриотизме, мужестве, верности, преданности своему народу.

ru
dctr ExportToFB21, FictionBook Editor Release 2.6.6 25.04.2023 OOoFBTools-2023-4-25-12-5-32-214 1.0 «Зайцем» на Парнас. Повести и рассказы Советский писатель Москва 1971 Р 2А 18М., «Советский писатель», 1971, 408 стр. Тем. план выпуска 1972 г. № 2. Художник Н. А. Шеберстов. Редактор А. И. Крутиков. Худож. редактор Е. И. Балашева. Техн. редактор Л. П. Мельникова. Корректоры Л. И. Жиронкина и Л. Г. Соловьева. Сдано в набор 13/VIII 1971 г. Подписано в печать 9/XI 1971 г. А 04200. Бумага 84Х1081/32 № 2. Печ. л. 123/4 + вкл. (21,52). Уч.-изд. л. 21,07 Тираж 30 000 экз. Заказ № 1203. Цена 76 коп. Издательство «Советский писатель», Москва К-9, Б. Гнездниковский пер., 10. Ленинградская типография № 5 Главполиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров СССР, Красная ул., 1/3.

«Зайцем» на Парнас

a

ПОВЕСТИ

КОНЕЦ ГУБАНА

I

Обшарпанная дверь столовой интерната имени Степана Халтурина беспрерывно тягуче хрипела, гулко хлопала, впуская залпы морозного воздуха: воспитанники обоих корпусов, расположенных рядом на площади, собирались на завтрак. Через темные сенцы они вбегали в огромный нетопленый зал, шумно дуя на озябшие руки, пристукивая об пол замерзшими штиблетами, подшитыми валенками, дырявыми калошами. Ребята были одеты как попало: кто в потертый отцовский зипун, кто в треснувший по швам овчинный полушубок, кто в легкую тужурку «на рыбьем меху», а кто и просто закутан в одеяло. Двое за неимением шапок повязали головы грязными полотенцами — холод на дворе стоял лютый.

Голая продолговатая комната с отсыревшими углами, некогда служившая рекреационным залом в гимназии госпожи Дарницкой, наполнилась простуженным кашлем, гомоном. Сквозь толсто запушенные окна смутно пробивался голубоватый свет раннего январского утра.

— Больше дыши, — острили воспитанники. — Скорей воздухи нагреются!

В ожидании завтрака они, как умели, коротали субботнее время и согревались. Вдоль стены «жали масло»: цепь десятка в полтора ребят, затискав одного подростка в угол, давила его до тех пор, пока он, весь красный, чуть не со слезами на глазах вырывался. Подросток тут же перебегал в другой конец цепи и с азартом начинал давить плечом ближнего, «выжимая масло» из того, кто теперь оказывался в углу. В сторонке на полу играли в «чика-бука»: невысоко подкидывали кверху айданы — крашеные косточки из коленных суставов барана, имевшие в интернате хождение наравне с «лимонами» — обесцененными миллионными «совдеповскими» купюрами.

Вот, поеживаясь с мороза, порог переступил долговязый воспитанник, остановился посреди зала, отыскивая взглядом товарищей. Сзади к нему немедленно подкрался веселый, бойкий паренек Васька Чайник, тихонько опустился на четвереньки. Ближний из ребят сильно толкнул в грудь зазевавшегося долговязого, и тот полетел назад, словно через колоду, стукнулся затылком об пол. Вокруг поднялся хохот. «Кувыркайся, дружок!» «Гля, братцы, клоун появился!» Плакать было нельзя, это вызвало бы только всеобщие насмешки: не разевай рот. Поэтому долговязый, болезненно улыбаясь, молча отошел к стене, в безопасное место.

К закрытой двери столовой то и дело подходил то один интернатец, то другой, заглядывали в щелку.

— Ну как? — спрашивали их.

— Хлеб раскладывают.

— Скорей бы, зануды, пускали, а то кишка кишке шиш кажет!

В зале то и дело завязывались ссоры, сыпались зуботычины, слышался скулеж. Сквозь толпу деликатно пробирался дежурный воспитатель Ашин — молодой, в потертом пальто с поднятым заиндевелым воротником.

— Не балуйтесь, мальчики, — говорил он тоном человека, неуверенного в том, что его послушают.

И действительно, ребята уступали ему дорогу, но затрещины вокруг раздавались не меньше и каждый продолжал развлекаться, как ему заблагорассудится.

Тягуче заскрипела уличная дверь с двумя кирпичами, подвешенными на веревке вместо блока, и в зал вошел скуластый, широкоплечий парень лет семнадцати в черном добротном полушубке до колен, в поярковых валенках. Он не торопясь снял шерстяные перчатки, поднял наушники шапки; движения его больших, сильных рук были уверенны, черные глаза из-под густых сросшихся бровей смотрели пытливо, властно, смуглые, почти оливковые щеки покраснели от холода.

— Чего, ребята, бузу затеяли? — негромко, ломающимся баском сказал парень, подходя к «жавшим масло». — Не нашли развлечения получше?

Занятые возней воспитанники не расслышали его слов. Те, кто заметил, начали толкать ближних: