Отыграть назад

– Я не пытаюсь ничего усложнять или утверждать, – тщательно подбирая слова, ответила Грейс. – Просто… пока говорю «возможно». Дальше этого предела я идти не готова.

Она окинула взглядом кухню. За окном совсем стемнело. Снова наступил зимний вечер.

– У нее был ребенок от Джонатана, – услышала Грейс свой голос. – Ты об этом знал?

Отец уставился в деревянный пол. Ничего не ответил. Из соседней комнаты негромко доносилась мелодия вальса «На прекрасном голубом Дунае» из фильма на дивиди-проигрывателе.

– Я смутно о чем-то догадывался, – наконец произнес Фредерик Рейнхарт. – Он приходил ко мне за деньгами.

Очередная дурная весть вызвала уже привычный укол боли.

– Когда?

– М-м-м… – Отец задумался. – Может, в мае? Он сказал, что ты переживаешь насчет оплаты за учебу в Рирдене за этот год и тебе кажется, что Генри придется оттуда забрать.

– Это неправда, – сдавленным голосом ответила Грейс. – Такого вопроса никогда не возникало.

– Я так и понял. Сейчас. Но тогда он твердил мне, что ты ужасно переживаешь из-за денег и никогда бы ко мне не обратилась. Разумеется, я ему ответил, что вы оба не должны ни о чем волноваться. У меня всего один внук, и, к счастью, я в силах помочь ему получить образование. Но он попросил меня никому об этом ни слова не говорить, так что я молчал.

Грейс вцепилась в кухонный стол, чтобы не пошатнуться.

– Пап, прости меня. Я бы тебя никогда об этом не попросила. Мы ни в чем не нуждались! Мы жили просто прекрасно!

– Знаю. Но он говорил очень убедительно. Напомнил мне, что детские онкологи не относятся к высокооплачиваемой категории врачей. Добавил, что не может вынести самой мысли о том, что тебе с Генри придется чем-то поступиться, потому что он не очень много зарабатывает. Что по отношению к вам это нечестно и несправедливо.

Грейс покачала головой.

– В мае… Тогда он уже даже не работал. Мне сказали – в смысле, полицейские рассказали, – что, по-моему, в феврале состоялись судебные слушания о наложении на него дисциплинарного взыскания. Потом его уволили. Я ни малейшего понятия об этом не имела.

Отец оперся о кухонный стол, сцепив пальцы рук и закрыв глаза.

– Я дал ему сто тысяч долларов, – поведал он. – Мне не хотелось, чтобы он снова обращался ко мне за помощью. Не хотелось, чтобы ты пришла просить у меня поддержки. Я думал, все это для того, чтобы заплатить за обучение.

– Ну, – мрачно протянула Грейс, – может, и плата за обучение, но не за Генри. Джонатан платил за другого ребенка. Я, наконец, сама об этом догадалась.

– За кого?.. Что-то я не пойму. Разве это был не младенец?

– За старшего ребенка. Он был пациентом Джонатана в Мемориале. Так они и познакомились. Потом мальчик отправился учиться в Рирден. А директор… Похоже, он поверил, что мы с Джонатаном являлись, так сказать, спонсорами Мигеля. Возможно, оттого, что мальчик излечился от рака, а Джонатан был его лечащим врачом. Но об этом мальчике я ничего не знала. Я считала, что он учится на стипендию, – вздохнула Грейс. – Но стипендию эту выплачивал Джонатан. То есть на самом деле ее платил ты. Прости меня, пап.