Лицедей. Зловещий миттельшпиль

22
18
20
22
24
26
28
30

— Товарищ майор, красноармейцы Козьмин и Берсон по вашему приказанию прибыли, — отчеканив три строевых и козырнув доложил самый небритый.

— Красноармеец Козьмин, форма одежды нарушена, внешний вид в порядок не приведён, — неодобрительно процедил майор.

— Товарищ майор, с боевого дежурства, — начал оправдываться боец.

На вид ему лет тридцать с чем-то, тощий какой-то, но взгляд солдата, смотрит уверенно и в то же время слегка равнодушно. Так на старший командный состав могут смотреть только солдаты с большим боевым опытом или крайне косяковые индивиды, по которым дисбат давно и печально плачет. Но судя по состоянию оружия и сапог, опытный воин, ведь винтовка ухожена не хуже, чем кирзовые сапоги, а они блестят. Как говорят: если солдат не может блистать интеллектом, так пусть блистает сапогами, хе-хе-хе...

Пальцы мои невольно откликнулись непередаваемыми ощущениями прилипания государственного крема для обуви, а ноздрей моих будто бы коснулся этот ни с чем не сравнимый керосиновый запах. Часть военного довольствия приходилось тратить на нормальный обувной крем, потому что наши говённые берцы буквально разъедались этим государственным кремом. Нет, если вшатать на это часик усердной работы, то какого-то блеска от берцев добиться можно, но нахрена, если можно купить нормального крема и довести их до зеркального блеска за десять минут?

— Не оправдание, — покачал головой майор. — Но неважно. С этого момента переходите в полное распоряжение товарища Верещагина.

— А за что, товарищ майор? — спросил молчавший до этого Берсон.

Этот точно из богоизбранного народа, по лицу видно. Нет, может и араб какой-нибудь, но фамилия выдаёт надёжнее паспорта. Волосы чёрные, кудрявые, коротко стриженные, нос с горбинкой, глаза карие, а кожа смуглая. Взгляд перманентно грустный, но это может быть от общей затраханности напряжёнными неделями бесконечной войны против всех, а может он так передаёт нам печаль вечно гонимого народа Моисея. У этого оружие и сапоги тоже в идеальном состоянии, что тоже косвенно подтверждает слова майора Краснодубова.

— Таков приказ, — произнёс майор. — Вы всё ещё в Красной Армии, но под руководством товарища Верещагина. Он вас в обиду не даст, просто так погибнуть не позволит, но повоевать придётся. Ведь придётся же?

— Ещё как, мать его! — пообещал я. — Кстати, Евгений Игоревич, не можешь мне прямо сейчас дать одну 82-мм мину?

— Могу, — ответил тот. — Сержант Берёзин, отправь кого-нибудь, пусть принесёт мину восемьдесят два миллиметра!

— Есть!

Через пару минут я получил на руки заветную мину и поместил её в рюкзак.

— За мной, бойцы, — позвал я новых подчинённых. — Надо наведаться в мастерскую.

В мастерской Антона Борисовича Пронина активно стучал пневматический кузнечный молот, какие-то неизвестные мне люди крепили к армированному автомобильному каркасу тяжёлые бронеплиты. Крепили болтами, что выглядит очень сомнительным решением, но хрен бы с ними, пусть делают, что хотят.

— Здравствуйте, — помахал я рукой начальнику мастерской.

— И тебе быть здоровым, — кивнул мне Антон Борисович. — С чем пожаловал?

— Привёл тут своих бойцов, — указал я на своих новых подчинённых.

— Я вас уже видел, — произнёс Пронин. — Но лично нас не представляли. Антон Борисович.

— Константин Фёдорович, — протянул руку Козьмин. — Рад знакомству.