Арвас принес добычу и гордо бросил к ногам сидевшей матери. Та, увидев убитого лебедя, схватилась за сердце и упала без чувств.
— Почему ты поднял руку на братьев? — придя в себя, еле слышно спросила она.
— Что же нам — с голоду умирать? Красивые сказки о братьях-лебедях приятнее слушать на сытый желудок!
Старуха вздрогнула, приподнялась, опершись на локоть, но голова ее стала клониться к земле.
— Эх, Арвас, Арвас. Ты пришел в этот мир, чтобы убивать все, что непохоже на тебя? А если завтра к тебе придет человек и будет на тебя непохож, ты тоже поднимешь руку? — еле различили ее последние слова.
…С тех пор никто в нашем краю не поднимает руку на лебедей, — закончил Хембя сказку.
— Да, слабоумный Арвас убил не только лебедя, но и самое святое среди сущего — родную мать, — произнес Бергяс, чтобы своей рассудительностью понравиться супруге зайсана. Бергяс сам стрелял лебедей, и сказка о волшебной птице не тронула его.
Утомленный рассказом, Хембя минуту и другую молчал. Он приблизил к себе пиалу, наполненную шулюном[29], и, отхлебнув густого варева, заметил:
— Такие жестокие люди, как Арвас, конечно, опасны. Сдуру, как с дубу, и желудь по темени щелкнет — больно. А все же куда опаснее, когда зверь сидит в человеке умном, Слабоумному не достичь того, на что способен мыслящий изувер. Тот придумает, что захочет, и еще хуже того — что ему другие деспоты закажут.
Хембя посмаковал лепешку, обмакнутую в шулюн, обратился прямо к гостю, хитро прищурившись:
— Да… Бог создал на земле людей, животных, зверей, птиц. Но сотворив все блага земные, он даровал жизнь не только красивым и умным, способным выстоять в борьбе за себя и за свой род. Красота и сила тоже не вечны. Если жить на свете только молодым и красивым, как те лебеди, то старикам, выходит, на земле и места нет? Не так ли, Бергяс? — он вежливо улыбнулся. — Жить только таким, как Сяяхля?! Но ведь красота так притягательна и так опасна… Того и гляди, какой-нибудь ловкач загонит стрелу в бок!
— Я согласен с вами, аава. Но вы так говорите, будто я вам противоречу, — ответил Бергяс, пряча глаза. Сердце его так билось, будто хотело выпрыгнуть.
Говорил Бергяс одно, а хотелось ему выкрикнуть совсем иное: «Ты меня, зайсан, вынудил оправдываться и краснеть при Сяяхле. Так негоже, старина! Сяяхля, как заноза, вошла в мое сердце, и ничем ее оттуда не вытащишь… А ты… ты мне еще попадешься где-нибудь на узкой тропе, старый шельмец!»
Как условились, Бергяс встал рано, вышел на улицу. Два его спутника уже ждали у лошадей. Из землянки выглянула заспанная женщина.
— Тетя, а Сяяхля еще не встала? — спросил Бергяс, вздрагивая от утренней прохлады.
— А зачем она тебе? — недовольным голосом буркнула служанка.
— Попрощаться хочу.
— Прощайся с хозяином дома! — напомнила женщина, не двигаясь с места. — Зайсан с женою еще в постели.
— Ну, ладно! — вроде бы согласился Бергяс. — Будить добрых людей на заре, когда сон так крепок, неудобно. Может, вы им передадите наше спасибо за ночлег… Да вот и сами царицынским табачком угоститесь.
Бергяс протянул ей кисет.
ebooksa