Какого цвета счастье?

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы пошли за ним и вскоре обступили его с обоих сторон, я слева, Хорс справа. Хорс искоса посматривает на меня, будто в ожидании чего-то. Я попросту отворачиваюсь, стараясь не влезать в горе рухнувшего на наши головы пацана. Сам пусть с ним разбирается, переваривает, забывает. У многих друзья умирали, у кого-то умирали братья, и ничего, успокаивались со временем.

– Мы же всего лишь на всяких травоядных поохотится хотели, – неожиданно начал Ротор, – на свингорнов или… на оленей… да хотя бы птиц настрелять уже было бы неплохо! – Он отчаянно усмехнулся. – Кто же знал, что так нарвёмся… Сначала волки, потом барс этот… И волки снова… снова волки.

Ротор отчаянно усмехнулся и посмотрел куда-то вверх.

– Нам говорили старики, что в лес лучше не ходить, проклятое место… опасное. А мы то не поверили, думали не нарвёмся… Ага, как же… И не таких лес поглотил… Но мы то думали, что это не про нас! Что мы из везучих! Тех, что всегда возвращаются и всегда с добычей! – Ротор разразился истерическим смехом, смешавшимся с рёвом. – Первая вылазка и всё, нет больше Робти, и меня бы не было, если б вы не подоспели… – он водит взглядом, то по мне, то по Хорсу. – Что мы не так кому сделали? – сокрушается Ротор. – Может…

– С двухзарядным ружьём сюда попёрлись! – взорвался я, оборвав его размышления. – Это дикая природа, здесь либо ты, либо тебя. Закон.

Часть пути мы прошли в тишине, Ротор, осклабившись, всё так же шёл между мной и Хорсом, а тот в свою очередь поглядывал на меня, пока в один момент не решил нарушить шаткое равновесие своим вопросом:

– И что ж вам наверху не сиделось?

– Да как что? – удивился Ротор. – Денег нам хотелось! Еды нормальной, чтоб надолго хватало, как раньше. Рынок обеднел, охотников почти не осталось, а те, что есть работают на заведения. Тащат всё добытое туда, в кафешки для туристов или в забегаловку, где вечерами все пьянствуют. Что не примут – то уже да, можно и на рынок. Спрос есть, а дела до него никому нет. Мы бы первые были! Продавали бы мясо, может шкуры…

– А что, другой работы нет? – одурманенный отвратительным чувством, спрашиваю я.

– Какая работа? – вылупив глаза, пялится на меня Ротор. – Здесь заработать может только тот, кто с туристами возится. Сафари им устраивает, жрачку таскает и всё такое. Этот бизнес уже во всю прибрали себе всякие, с деньгами сюда приехавшие, и никуда не денешься. А на других работах только выживай, да в долги залазь… А нам-то пожить хочется! Счастье чтобы было какое-никакое… Накопили бы на нормальное оружие и…

Его слова что-то задели внутри, какой-то спусковой крючок что ли. Я всё меньше и меньше слушаю о чём он говорит. Теперь, вроде как, Хорс его собеседник, слушатель, а я всё, сдулся. Всплывает тут разные воспоминания… Их всё больше и больше, как же я их ненавижу! А они всё лезут и лезут, неймётся же!

Со злости я стал перебирать ногами куда быстрее и, сам того не заметив, отошёл настолько, что перестал слышать монотонный бубнёж, в который превратилась речь этих двоих. Я резко остановился и, повернувшись, остался их дожидаться. Хорс активно слушает болтовню Ротора, а я всё больше от этого свирепею и ничего не могу с этим поделать. Только молча смотрю на них, пытаясь не подавать вида.

Вспоминаю деревню, дом в котором вырос, семью и друзей. Всё, чего больше нет. И ведь всё оттуда пошло: охота, нелюдимость, как говорит Хорс, и желание обрести покой. Говорят почему-то, что в глубинке есть счастье, то самое, тихое счастье, только говорят так те, кто ни разу не жил там. Хотя… может оно где-то такое и есть, в каком-нибудь райском уголке какой-нибудь из систем. Но не на Роктании, не в долбаных горах.

То была не жизнь, выживание, сплошная ненависть. Как сейчас помню, что мы были вечно изолированы от всего мира и друг от друга. Население чуть больше тысячи человек, не было даже верхов и низов, все были одинаково бедны. Из работы только лесоповал, где и трудилось большинство мужиков, остальные зарабатывали то тут, то там. Металл искали, продавали всякое в городе, там же заработок пытались сыскать.

Да и какой это город, такая же деревня, только намного больше, где не очень жаловали неместных, а уезжать считалось предательством. Поехал как-то раз с отцом туда, искали кому бы продать обезьянье чучело, которое он смастерил из трупа убитого им животного. Как сейчас помню его: страшное, с огромными клыками и косматой чёрной шерстью. А он, ведь, обещал меня научить делать такие, так и не научил.

Поворачиваюсь к спутникам, они не отстают и всё продолжают болтать. Кажется, Ротор отвлёкся. Хорошо ему, свалил всё на нас, а самому легче становится. Хорсу то в радость послушать его трёп, а мне не особо. Только одного хочется: поскорее завалить этого барса неонового и свалить отсюда со шкурой. Хоть шкура, батя успел показать, как снимается…

А если ещё и с розовыми пятнами окажется… Это же сколько денег… Сразу куплю себе дом где-нибудь в частном секторе на какой-нибудь тёплой планете, да так, чтобы с какими-нибудь пальмами необычными рядом или тропическим лесом. И чтобы магазинов много было да соседи поспокойней. А если повезёт и встретим ещё парочку барсов, тогда к звёздам всю эту охоту! Хорс, если захочет, пускай дальше лазит где пожелает и стреляет во всё, что движется, его дело. Захочу – может и присоединюсь, кто знает…

Бррр. Мотаю головой я. Нечего фантазировать! Только удачу спугнёшь. Всегда так, строятся планы, да никогда не сбываются. Будто так задумано, закономерность такая есть. И ведь продолжаем строить, продолжаем искать иной жизни. Батя хотел, мамка хотела, а никто так и не пожил иначе, всё разглагольствовали: «вот если бы…, да потом мы…». И не было после этого ничего, ни «бы», ни «потом». А может у мамки и было. Знать не знаю и знать не хочу!

Меня всего трясёт, 16 лет, я один в лесу и вижу мертвеца. Передо мной лежит настоящий полуразложившийся, поеденный труп. Ужасное зрелище, но почему-то я не могу от него оторваться. Всё смотрю и смотрю, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Чем дольше не свожу глаз – тем больше подмечаю деталей.

У него ремень с ножнами вроде как остался, больше ничего нет. Едва себя контролируя, сажусь возле трупа и трясущимися руками проверяю есть ли в ножнах сам нож. Есть. И ремень неплохой… знакомый. Я бегло оглядываюсь по сторонам. Нужно его снять, он тоже денег стоит, а ему уже незачем. От этой мысли к горлу подступил ком.