Ближний круг

Регион Дофар, Договорной Оман. Где-то на границе с НДРЙ. 29 июня 1988 года

Это место – нельзя было описать словами…

Старожилы, когда хотели назначить здесь встречу, говорили «у двух деревьев». Это была самая граница – граница, проведенная неизвестно кем и не признаваемая ни одним из племен, живущих на границе. С одной стороны – была Народно-демократическая республика Йемен, государство, основанное партией безжалостной, готовой тысячами убивать своих, не говоря уж о чужих. Всего три года назад – в Адене, некогда британском городе наподобие Гонконга – авторитетные деятели местной коммунистической партии собрались во дворце на заседание Политбюро. Когда они собрались все – в зал ворвались автоматчики, уничтожая шквальным огнем всех, кому не повезло поверить главе государства. Бойню устроил президент страны, это был едва ли не уникальный случай в мировой истории, когда глава государства – поднял в стране вооруженный мятеж. Расстреляв своих соратников по партии, глава государства призвал на помощь дикие племена – и они ворвались в город, с запредельной жестокостью уничтожая все живое.

С другой стороны – был Оман. Государство, до сих пор находящееся под британским влиянием, пережившее долгую, пятнадцатилетнюю гражданскую войну и только сейчас приходящее в себя. Здесь были англичане… их называли УОБА – ученые отряды британской армии – но на деле это были солдаты коммандос и САС, и они не только учили местных – но и воевали сами, в большинстве полков до сих пор были британские командиры. На фоне катастрофы Вьетнама это была совсем невидная война, маленькая и грязная. Но в отличие от Вьетнама – здесь англичанам удалось одержать победу[94].

Был день. Сухой, раскаленный, безжалостный к любому чужаку. Были горы – единым фронтом они шли в наступление на море сомкнув ряды – и вот – вот должны были одержать победу. Всего лишь несколько километров – оставалось у берега незанятыми, там, на этой крохотной полоске земли и жила большая часть населения Дофара. Остальное пространство – занимали горы, с их террасными полями, глубокими, пересыхающими в сезон вади, небольшими деревнями, заселенными горцами. В этом месте не признавали никакую власть, жили контрабандой, говорили на языке, у которого не было даже словаря, и исповедовали ислам – но ислам странный, совмещенный с древними, доисламскими языческими культами. Несмотря на то, что Дофар числился под властью Султана – власти здесь не было вовсе. Просто племена договорились с Султаном и прекратили сопротивление в обмен на оружие, золото и подношения, Те, кто воевал здесь, знали, что война шла не столько с местными горцами, сколько с пришлыми коммунистами с другой стороны границы. Как только местные горцы прекратили поддерживать партизанщину – она и прекратилась.

Конечно же, до поры до времени. Здесь ни в чем нельзя было быть уверенным.

Был самый разгар дня, около часа по местному – конец рабочего дня и время для сна[95], позволяющего перенести самую тяжелую дневную жару. Но горцы – обычно передвигаются именно в такую жару – поскольку пограничники прекращают несение службы и можно обменяться разными товарами с собратьями с другой стороны границы.

Эта дорога – шла от небольшого, колонией ласточкиных гнезд прилипшего к склону горы села к самой границе по дну засушливого вади. Время здесь делится на две неравные половины: засушливый сезон и сезон дождей. Когда приходит сезон дождей – по этим обгрызенным кручам и каменистому дну – с ревом несется река, переворачивая огромные валуны. За сезон дождей – надо накопить в земле, перенесенной на горные сады своим горбом достаточно влаги, чтобы урожая хватило на весь год – и чтобы при этом, все не смыло к чертовой матери.

Но тому, кто шел по дну вади, неспешно шел, оглядываясь по сторонам и придерживая тяжелый ФН ФАЛ – был неведом труд хлебороба.

Аариф – так звали того, кто во главе небольшого каравана шел к границе – был не просто контрабандистом. Он был убежденным марксистом и почти год проходил подготовку на той стороне границы, а потом воевал в составе Ленинского полка. Конечно, марксизм Аарифа отличался от классического примерно так же, как местный ислам отличается от того, что учат в мекканских и каирских религиозных университетах – но Аариф был готов убивать за то, во что он верил. И тем самым он отличался от девяноста девяти процентов других марксистов.

Он хорошо знал дорогу, по которой шел – потому что этой дорогой ходили его отец и дед. Но они были просто контрабандисты, они зарабатывали деньги. А Аариф делал то, что он делал, чтобы свергнуть султана и воцарилась справедливость.

Он был бос, как были босы и его спутники – здесь с детства не знают обуви, ходят по камням и подошва становится такая прочная, что можно ходить по битому стеклу. Они были одеты в широкие штаны – шаровары, чистые исподние рубахи и что-то вроде курток с капюшонами – худи, идеально подходящими под цвет местных гор. Куртки были сделаны из грубого материала, выдерживающего дождь, ветер и ветви колючих кустарников. Лица – по самые глаза – были замотаны цветастыми шарфами «куфия». Они сотканы местными мастерицами совершенно особенным образом – их, например, нельзя выжимать мокрыми, иначе ткань потеряет свои свойства. Они одновременно и защищали органы дыхания от сухости и пыли, и не давали так сильно потеть. У англизов тоже были такие – но это было не то. У англизов были обычные цветные тряпки.

Пять ослов – были тяжело нагружены. Шли медленно.

У одного из валунов – размером с небольшой грузовик – Аариф увидел человека, которого он ждал. Он был арабом – но не из Йемена и из Омана – из Сирии. Когда Аариф учился в школе – этот араб был там политическим комиссаром.

Он помахал рукой условленным жестом – и Аариф сделал то же самое. Потом они приблизились друг к другу.

– Салам.

– Салам Рафик.

– Все хорошо?

– Да, очень хорошо.

Ни один из них – еще ни разу не упомянул Аллаха, что было нетипично.