Из всех, с кем Стивену довелось встретиться в Асворби, миссис Банч была самой доброй. Она сумела заставить его почувствовать себя дома. Менее чем за какие-то четверть часа они стали закадычными друзьями, и их дружба сохранилась на всю жизнь. Миссис Банч была уроженкой здешних мест, и ко дню приезда Стивена в Асворби ей исполнилось 55 лет. В этом особняке она прожила уже двадцать лет. Само собой разумеется, она как никто другой знала дом, усадьбу и все окрестности, хотя, явно была не склонна выбалтывать свои секреты.
Безусловно, в самом доме и в садах вокруг него было очень много интересного, того о чем Стивен, любящий приключения и обладающий пытливым умом, хотел чтобы ему рассказали как можно больше. – Кто построил церковь в конце лавровой аллеи? А кто этот старик на картине, висящей на лестнице, который сидит за столом, а под одной его рукой лежит череп? На эти и подобные им вопросы отвечала ему миссис Банч, чей развитый интеллект обладал всеми необходимыми для этой цели ресурсами. Однако, он задавал и другие вопросы и ответы, которые он получал на них, его устраивали меньше.
Одним ноябрьским вечером Стивен сидел и грелся у огня в комнате домашней прислуги, размышляя об усадьбе и её обитателях.
– А господин Эбни хороший человек? Он попадет в рай? – неожиданно спросил он, со свойственной детям непосредственностью и уверенностью в том, что взрослые способны ответить на все их вопросы, и при этом судить о всем беспристрастно. Ни секунды не сомневаясь, что сказанное ими – является абсолютной правдой, во что нужно без всяких на то сомнений верить.
– Ты спрашиваешь меня хороший ли он человек? Храни тебя Господь, детка! – ответила миссис Банч. – Да господин Эбни добрейший человек, каких сейчас и не встретишь! Я никогда не рассказывала тебе о маленьком мальчике, таком же как ты, которого он подобрал на улице, дай мне Бог не ошибиться, лет семь тому назад? А о маленькой девочке, которую он забрал к себе два года спустя после того, как я поселилась здесь?
– Нет, расскажите мне, пожалуйста, миссис Банч о них, – прямо сейчас!
– Ну, хорошо, – ответила миссис Банч, – о маленькой девочке я многого не расскажу, так как не всё свежо в моей памяти. Я помню, что однажды, возвращаясь с прогулки, господин Эбни привез её с собой. После этого он приказал миссис Эллис, которая тогда была у нас экономкой, позаботиться о ней. Бедное дитя, у ней даже одежды своей не было, – она мне сама об этом рассказывала. Так вот, она прожила у нас, дай Бог не соврать, три недели, наверное так. После чего, может быть, потому что у неё была цыганская кровь или может быть еще по какой-то причине, однажды утром она выпрыгнула из своей кровати, да так, что никто из нас не успел и глазом моргнуть, и исчезла в неизвестном направлении. Не осталось ни следов, ни малейшего указания на то, куда она подевалась. Я до сих пор не могу понять, как так получилось. Господин Эбни очень испугался за неё, он приказал обыскать все пруды. Но, я то точно знаю, и в этом нет никаких сомнений – она ушла к цыганам, потому что я слышала, как они ходили вокруг дома и пели свои песни, как бы зазывая. Это было именно в ту ночь, за час до того как она исчезла. Паркс, тоже говорил, что слышал их голоса в лесу тем вечером. Бедная девочка! Она была такая домашняя! Такая тихая! Такая чудная! Мне так нравилось о ней заботиться.
– А что случилось с мальчиком? – спросил Стивен.
– Ах, несчастный ребенок! – вздохнула миссис Банч. – Он был иностранцем, сам себя он называл Джованни. Одним зимним днем он шел по дороге, играя на своей лютне, а господин Эбни его подобрал. Как раз тогда он расспросил его о том, откуда он, сколько ему лет, куда он направляется и где его родственники. Обо всем, что только нужно узнать. Но с ним произошло то же, что и с той девочкой. Строптивые люди эти иностранцы. Кто его знает, куда он подевался. Однажды утром пропал и все. Для нас это до сих пор остается загадкой. Свою лютню он оставил нам, вон она лежит на полке.
Остаток вечера Стивен провел с миссис Банч, взяв в руки лютню и пытаясь извлечь из неё хоть какую-нибудь мелодию, при этом донимая её вопросами.
В эту ночь ему приснился странный сон. На верхнем этаже дома, в самом конце коридора, там, где находится его спальня, была ванная комната, которой давно уже никто не пользовался. Её всегда держали под замком. Верхняя часть двери была стеклянной, а так как муслиновых занавесок, которые обычно висели на этом окошке, на этот раз почему-то не было, можно было подтянуться вверх и заглянуть туда внутрь. Там, в помещении, по правую сторону стояла освинцованная ванна, пристроенная к стене, причем её концевая часть (та, где находится сливное отверстие) была направлена к окну.
В ту ночь, о которой я говорю, Стивен, вдруг, неожиданно для самого себя, ощутил, что стоит у двери в ванную комнату и заглядывает в стеклянное окошечко. Сияла луна и её свет пробивался сквозь окна дома, поэтому он сумел разглядеть человеческое тело, лежащее в ванне.
Его рассказ о том, что он увидел, напоминает то, что приходилось видеть мне в знаменитых склепах Церкви Святого Михана[36], в Дублине. Этой церкви принадлежит внушающий ужас подвал, в котором хранят мумии тел, обработав их специальным составом, защищающем трупы от разложения на многие сотни лет. Перед Стивеном лежал до невероятности истощенный труп со свинцовой кожей, покрытой каким-то налетом, и с печальным выражением на лице, завернутый в похожий на саван покров. Губы мертвеца скривились в какое-то жалкое подобие вызывающее омерзение улыбки в то время, как руки покойника лежали на груди, сложенные вместе на уровне сердца.
Тут он видит, как слабый, едва слышимый стон срывается с губ покойника и руки начинают двигаться. От ужаса Стивен отпрянул от окна, а потом, придя в себя, ощутил, что он действительно стоит на холодном дощатом полу в коридоре, а всё пространство вокруг него залито лунным светом. С отвагой, которая, на мой взгляд, не свойственна мальчикам его возраста, он приблизился к двери в ванную комнату для того, чтобы снова заглянуть в окошечко и убедиться в том, что этот мертвец, который ему почудился, на самом деле лежит там. Но в ванной никого не было, и после этого он сразу ушел к себе.
На следующее утро после того, как он об этом рассказал миссис Банч, та была настолько потрясена его рассказом, что тут же пошла и заменила муслиновые занавески на стеклянной двери в ванной комнате. За завтраком о своем ночном кошмаре он рассказал господину Эбни, которого этот сон очень заинтересовал, и поэтому тот сделал записи в своей, как он называл её, «книге».
Приближалось время весеннего равноденствия, как об этом часто напоминал мальчику господин Эбни, добавляя при этом, что в древние времена этот период считался очень важным и решающим для молодых. Терзаемый предчувствиями, Стивен очень хотел обезопасить себя и поэтому стал плотно закрывать окно в своей спальне на ночь. На что этот Цензорин[37] сделал несколько веских замечаний. За это время произошло два случая, которые произвели глубокое впечатление на Стивена.
Первый эпизод возник после необыкновенно тревожной и тяжелой ночи, которую Стивен с трудом пережил, хотя впоследствии не мог вспомнить ни одного из своих снов, которые, так или иначе, должны были ему этой ночью присниться.
На следующий вечер миссис Банч всё время была занята тем, что чинила его ночную рубашку.
– Боже мой, господин Стивен! – выпалила она с раздражением в голосе, – как это Вы умудрились так порвать вашу ночную рубашку? Вот, смотрите, сэр! Сколько хлопот вы причиняете бедным слугам, которым приходится штопать и чинить вашу одежду!
На ночной рубашке действительно были видны глубокие разрывы и зацепки неизвестного происхождения, которые, без всякого сомнения, требовали много терпения и сил от того, кто брался её починить. Они были видны только на левой стороне груди – длинные разрезы, приблизительно в шесть дюймов, идущие параллельно, некоторые из них не прорывали насквозь ткань, оставляя неповрежденной её структуру. Стивен мог только сказать, что он ничего не знает об их происхождении: хотя был абсолютно уверен в том, что их здесь вчера вечером не было, а появились они ночью.
ebooksa