Говорящий член

Яйца, шары, болтунчики, швартовы, орехи, помидоры, христовы яблочки, карманный бильярд, жёлуди, гонады, гульки, кастаньеты, фабрика головастиков, конские каштаны, семенной фонд, волосатый седельный вьюк Джона Уэйна и много-много чего другого. (Интересно, что подумал бы Фрейд, если бы увидел, как мы бросаем щепочки в лесную чащу, увешанную яйцами. И ещё подвешиваем шары на верёвочки и брякаем ими друг о дружку на наших офисных столах.)

ЧЛЕНОФАКТ

А известно ли вам, парни, что если бы мне понадобилось разрезать ваше яйцо и вытянуть все внутренние сосудики и канальцы в одну сплошную линию, то я очень недолго ждал бы, прежде чем оказаться вверенным заботам закрытого психиатрического отделения строгого режима для душевнобольных преступников. Что и испытал на собственной шкуре серийный убийца-каннибал Джеффри Дамер, более известный как «Милуокский монстр». А ведь он всего лишь пытался узнать, сколько же там всего этого добра. Рядовой научный эксперимент. Человек, так и оставшийся непонятым.

Пора сделать выбор для учебников будущего (это не значит, что нельзя будет пользоваться какими-то другими названиями; просто надо принять некую официальную терминологию для всяких торжественных событий и серьёзных мероприятий).

Лично у меня нет никаких сомнений: самые лучшие для дела слова — это ЧЛЕН и ЯЙЦА.

Ведь они так здорово сочетаются друг с другом. А ну-ка попробуйте произнести их вслух прямо сейчас!

Мне всё равно, едете вы в поезде или скорбите на похоронах собственной бабушки (однако спасибо за то, что продолжаете читать мою книгу даже в глубоком горе). Я хочу, чтобы вы произнесли эти слова — с гордостью и во всеуслышание — немедленно. Три-четыре!

Звучит неплохо, правда? Член и яйца. Неразлучные, как лошадь и повозка. Или, точнее, как лошадь и один из тех двухколёсных фаэтонов в последних эпизодах «Бен-Гура».

Скажите «член» — и вы тут же почувствуете привкус значительности и власти. Даже его эвфемизм «петушок» — и тот немедленно вызывает в душе восхитительный поэтический образ. Ведь что есть петушок, как не птица, первой встающая на заре, пока все ещё спят глубоким сном? Тот, кто тут же принимается устраивать шум и гам, пока хоть кто-нибудь не обратит на него внимания — или попросту его не придушит.

И никто пока не придумал ничего лучшего для мошонки, чем слово «яйца». Их форма вызывает в воображении образ увесистых шаров, крепких валунов или могучих, заросших водорослями прибрежных утёсов (скрывающих нечто таинственно-загадочное в своей неприступной глубине). Бесспорно, «яйца» — это очень по-мужски. Совсем не то, что какие-нибудь там женоподобные «яички», «мошонка» или латинские testicle. (Можете ли вы представить себе, чтобы кто-то пожаловался, что ему никак не удаётся ни под кого «мошонку подложить»? Да ни одна из девчонок с таким и дела-то иметь не захочет. Зачем ей какая-то морщинистая лохматая, розовая тряпочка? Напрасные хлопоты.)

Что ж, теперь у нас с вами есть множество понятий и терминов для того, что лежит (или стоит) на поверхности. Но кто скажет мне, сколько альтернативных определений существует для того, что скрыто от людских глаз? Совсем немногим удалось совершить увлекательнейшее путешествие в недра мужских гениталий. А ведь только так мы сможем разобраться, как же всё-таки работает (и почему порой отказывается работать) этот прилипчивый щекотун.

Позвольте предложить вам лишь некоторые из вариантов:

Corpus cavernosum (или пещеристое тело) я назвал «лёгким вожделения», поскольку при половом возбуждении оно словно «вдыхает» в себя кровь. И держит вдох до тех пор, пока не выполнит свою работу. Это вовсе не «пустая камера», как пытается убедить нас перевод с латыни. «Лёгкое вожделения» полно силы и ярости, символизируя собой всё на свете. Поразительный раздвижной улей для нашей крови.

Уретру я окрестил «шлангом Гулливера» — в честь героического подвига Лемюэля Гулливера, затушившего пламя пожара в королевском дворце Лилипутии своей мощной струёй. Этот шланг способен выбрасывать и жидкость, и пену, что делает его идеальным средством пожаротушения для обыкновенных, электрических и химических возгораний, то есть основным оборудованием громадного великана в стране крошечного народца.

Corpus spongiosum (губчатое тело — о господи боже!) становится «трубкой с конфетками „Поло“». Ладно, согласен, может, и не самое сногсшибательное название, но именно «трубку с конфетками „Поло“» оно напоминает больше всего (вплоть до того, что их очень приятно посасывать во время длительных автомобильных вояжей). Современной школе ведь тоже надо как-то сводить концы с концами — в том числе и с концами разных спонсоров, — и это далеко не последняя причина, почему я отдал свой голос такому названию. Учебники моего нового мирового порядка, к примеру, могли бы с гордостью объявить: «Спонсор этого Члена — корпорация „Нестле“». Я, кстати, уже написал в «Нестле» и спросил, сколько они готовы выложить за такую замечательную рекламу. (См. Приложение) Однако, если хотите, можете думать о corpus spongiosum как о губчатом изоляционном материале, которым обшивают водопроводные трубы для сохранения тепла. Правда, «трубка с конфетками „Поло“» нужна вовсе не для того, чтобы удерживать тепло. Она нужна, чтобы наши водопроводы не раздавило в случае появления какой-нибудь сильно эротической мысли.

Glans вообще звучит как какая-нибудь тропическая болезнь. Негоже давать подобные названия столь чудным вещам, как головка. Хотя, с другой стороны, glans в переводе с латыни означает «пуля» — идеальный термин для набалдашника наших секс-пистолетов (кроме того, фраза «проглотить пулю» как-то сразу приобретает новый смысл).

Rectum я переименовал в «Марбер» — в честь известного своей скудостью драматурга и кукольника Патрика Марбера. Теперь его имя останется в веках — даже в том маловероятном случае, если работы этого мастера будут преданы забвению.

Vas deferens так и остался «Вас-Деференсом». Я не боюсь признать, что не всё в старой системе было неправильным. Невозможно усовершенствовать совершенство.

Наконец, мы подходим к наружному проходу. Meatus. Нелепейшее название для единственного участка пениса, где нет ни кусочка мяса (Для англичан это слово напоминает meat, т. е. мясо. — Примеч. перев.) (хотя если говорить о животных, то и эта часть идёт в дело для сосисок). Школьники окрестили эту щёлочку «япошкин глаз», но я лично считаю такой термин обидным по отношению к нашим японским друзьям. Так что я — пусть и несколько заносчиво — решил назвать его «глазок Херринга». Как и в случае с Уильямом Каупером, будет, мне кажется, только справедливо, если мой титанический труд по вспахиванию половочленной целины тоже получит своё признание. У меня теплеет на душе, когда я представляю, как люди будущего, взглянув на сие дивное отверстие, подумают о моем прищуренном глазе. Разумеется, с учётом перевода с английского можно считать это «глазком селёдки». И если вам не хочется потакать моему тщеславию, то можете думать о нем как о рыбьем глазе. Что само по себе, может, даже более уместно — во многих смыслах.

Рим строился не в один день, так что в дальнейшем, ссылаясь на эти части тела, я буду использовать как устаревшие, так и новые, более правильные названия. Мне кажется, будет очень полезно, если вы, не торопясь, переварите и выучите наизусть мою новую терминологию, приведённую на рисунке. Видите, я отношусь к вопросу вполне серьёзно. Надеюсь, и вы — тоже.