Не созревшая рябина

С первым снегом Чиж с Даней поссорились из-за картошки. Мухины не рассчитывали на конец света и занимались урожаем в своем темпе. Поэтому к началу осени большинство помидор и огурцов уже оказались закатанными в банки, а вот морковка с картошкой все еще покоились в земле. Даня, который не интересовался делами огорода, забыл о них, и теперь, когда парни поселились здесь, неубранный урожай стал проблемой.

Чиж уверен, что его все еще можно собрать и сохранить, Даня убежден в обратном. Парни проверили имеющиеся запасы и остались ими довольны, при этом все еще приходилось гадать, хватит ли еды до весны. До весны, потому что они собрались выращивать рассаду. Даня даже нашел какие-то семена, завернутые в страницы газет. Напоминали они Мухину семена цветов, но уверен он не был, так что решил промолчать.

Для человека, который всю жизнь прожил в городе, Ваня слишком большое значение придавал овощам, выращенным на участке. Даня, напротив, был настроен легкомысленно. Фильмы и сериалы про зомби не могли подсказать ему, что делать с не собранным вовремя урожаем, а думать самому не хотелось.

Из-за снега Чиж только больше распсиховался, решив скорее выкопать все, что только можно, а разбираться уже после. Даня не хотел даже смотреть на это. Он быстро сбежал, сказав, что пойдет навестить родителей. Чиж, зная о насмешливом отношении друга к религии, с сомнением хмыкнул, но спорить не стал.

Что бы Чижов себе не надумал, Даня действительно пошел проверить их импровизированный памятник. Он не был уверен, что бумага, хоть и в мультифоре, не промокнет под снегом.

«Памятник» этот удивил их обоих. В первый же день после возвращения на дачу, Даня попросил Чижа отвести его туда, где тот видел тела его родителей. Мухин впервые прямо упомянул об их смерти, и это выбило Чижа из колеи сильнее, чем он мог признать.

Они пошли утром, когда предрассветная темнота сошла не до конца. Дошли до свалки, от которой остались только обгоревшие останки мусора. Они и не ожидали найти здесь зомби или трупы, уже предполагая, что их кто-то убрал. Чиж был в этом уверен, а Даня в равной бы степени не удивился, найди он их живыми или мертвыми.

Увиденное по необъяснимой причине поразило их. Там, за свалкой, на свободной площадке между деревьями, возвышалась небольшая насыпь. Она бросалась в глаза, среди похожих на палки деревьев, покрытая слоем снега с топорщащимися от ветра опавшими листьями.

У основания насыпи возвышалась деревянная палка, еще одна была грубо прибита к ней так, что они напоминали православный крест. В том месте, где дерево соединялось друг с другом криво торчащим гвоздем, висела мультифорка. Ее края осторожно заклеили скотчем, чтобы вода не попала внутрь и не намочила листок бумаги.

Простой листок формата А4 с несколькими надписями на нем. Нет ни красивых узоров, ни утешающих стихотворений. Только список имен, написанный чьей-то твердой рукой. Почерк был резкий, непонятный. Даня дважды пробежался по нему глазами, чтобы узнать в резких чертах знакомое сочетание букв.

Он простоял у насыпи пару минут и ушел, так и не почувствовав в груди никакого волнения. Хотелось поблагодарить тех заботливых людей, что закопали их – он бы не смог вынести их вида.

С обнаружения этого кургана прошло несколько дней, и теперь Даня снова пришел сюда. Просто так. Не разговаривать же ему с деревянными досками?

Присев перед крестом на корточки, Даня бездумно уставился в землю. Рядом стояла музыкальная шкатулка, та, которую ему отдала женщина в красном платке. Он спрятал в нее несколько конфет и теперь таскает с собой повсюду.

Даня не знал, что за музыку она играет. На картинке изображен логотип чая и мужчина, с лицом, под каким обычно пишут «Шопен», «Моцарт» или «Бетховен». Такой, с седым закрученным париком и в ярком сюртуке. Не разбираясь в музыке, парень мог сказать, что шкатулка играет не больше трех нот, и начинает надоедать уже спустя несколько оборотов. Зато ее полного завода хватает на две с половиной минуты. После нескольких десятков таких подходов Чиж обещался разобрать ее. Даня угрозе внял и перестал мучить соседа.

Здесь не было никого, и музыкальная шкатулка приятно разбавляла свист ленивого ветра. Даня не надел куртку, но погода стремительно портилась, и стало слишком холодно.

Он сидел без единой мысли в голове, и, когда дрожь на коже стала нестерпимой, рывком встал на ноги. Тут же покачнулся от слабости в затекших конечностях.

Потоптавшись немного на месте, он наклонился забрать шкатулку и краем глаза заметил высокий силуэт в стороне. Вздрогнув, Даня обернулся и отступил на шаг, но хруста костей слышно не было. Мужчина стоял у старого деревянного забора, опираясь спиной на низкую калитку. Синяя краска почти сошла с нее, и мужчина лениво ковырял хрупкие слои. Мухин не знал его, как не знал почти никого из соседей.

Заметив, что Даня смотрит на него, тот кивнул, будто приглашая подойти к нему. Парень не хотел этого делать, но его, очевидно, ждали, поэтому он неохотно пошел, бросив последний взгляд на крест.

– Кто-то знакомый? – мужчина перевел взгляд на насыпь, когда Даня остановился в нескольких шагах от него.

– Родители, – собственный голос прозвучал незнакомо. Мужчина коротко кивнул.