Легенды Умирающей Земли

Без дальнейших слов (даже без каких-либо признаков ликования – настолько они меня презирали) архивёльты забрались в экипаж и улетели. Они были совершенно уверены в том, что на этом космическом кладбище, граничащем с небытием, мне суждено было остаться навсегда.

Пока Моррейон говорил, поблекли его красные звездоцветы – теперь в его голосе звучала страстность, прежде незаметная.

– Я стоял один посреди зеркальной равнины разреза потухшей звезды, – хрипловатым голосом продолжал Моррейон. – Защищенный «Заклятием неистощимой бодрости», я не мог умереть, но не мог и отойти ни на шаг, ни на миллиметр за пределы впадины, заполненной черной пылью, если не хотел превратиться в не более чем бледный отпечаток на поверхности сияющего поля.

Я неподвижно стоял. Как долго? Не могу сказать. Годы? Десятилетия? Не помню. Теперь мне кажется, что я пребывал в состоянии ошеломленного отупения. Но я перебирал в уме любые (малейшие!) возможности избавления, и отчаяние придавало мне отвагу. Я продолжал искать звездоцветы и нашел те, что охраняют меня по сей день. Они стали моими друзьями, они меня утешают.

Я поставил перед собой новую задачу – и если бы не обезумел от отчаяния, никогда не решился бы на это. Подбирая крупицы черной пыли и смачивая их своей кровью, я изготовил пасту, а из этой пасты слепил толстую круглую подстилку диаметром чуть больше метра.

Закончив работу, я вступил на подстилку и закрепился на ней зазубренными крючками – притяжение небесных тел стало поднимать меня над поверхностью половины звезды.

Я освободился! Я стоял на черном диске посреди пустоты! Да, я был свободен, но я был одинок. Вы никогда не сможете понять, что я ощущал, пока не окажетесь в полном одиночестве посреди безразличного, безжизненного космоса, не понимая, в каком направлении следует двигаться. Где-то вдалеке я заметил одну-единственную звезду и, за неимением лучшего, направился к ней.

Как долго я летел? Опять же, не могу сказать. Когда я решил, что преодолел примерно половину пути, я развернулся так, чтобы мой диск был обращен к звезде, и таким образом стал замедляться.

Что я делал в пути? А что я мог делать? Я разговаривал со звездоцветами, я передавал им свои мысли. Такие монологи меня успокаивали, ибо в полете к звезде саха́ров, как минимум на протяжении первых нескольких сот лет, я был объят всепоглощающим гневом, затмевавшим любые рациональные помыслы. Я готов был тысячу раз умереть под пытками, чтобы нанести единственный булавочный укол хотя бы одному из врагов! Я планировал сладостную месть, меня наполняли жизнерадостная энергия и буйная радость, когда я воображал боль, причиняемую предателям! И в то же время воображение заставляло меня испытывать невыразимую печаль: пока другие наслаждались лучшими плодами жизни (пирами, дружескими беседами, ласками любовниц), я плыл один во мраке пустоты. Я убеждал себя в том, что равновесие будет восстановлено. Враги пострадают не меньше, а больше моего! Но страсть остывала, а звездоцветы светились тем ярче, чем лучше меня узнавали. Теперь у каждого из них – свое имя, каждый наделен индивидуальным характером, каждого я могу распознать по свойствам движения. Архивёльты считают, что звездоцветы – эмбрионы мыслительных органов разумных огненных существ, живущих в недрах звезд. В этом отношении у меня еще нет никакого определенного мнения.

Наконец я спустился на планету вымерших саха́ров. К тому времени вся моя ярость успела испариться. Я стал спокойным и безмятежным – таким, каким вы меня встретили. Я осознал тщетность былой жажды мщения. Я сосредоточился на новом существовании и в течение многих эонов возводил здания и путеводные пирамидки. Я жил новой жизнью.

Саха́ры возбудили во мне интерес. Я прочел их книги, я изучал их легенды… Возможно, я стал жить во сне. Прежняя жизнь была так далека, что превратилась в несущественное противоречие, которому я уделял все меньше внимания. Меня просто поражает, что мне удалось вспомнить земной язык так быстро и так легко. Скорее всего, звездоцветы сохранили мои знания и предоставили их мне, как только в этом возникла необходимость. А! Мои чудесные звездоцветы! Что бы я без них делал?

Теперь я снова среди людей. Теперь я помню почти все, что со мной было. Остались еще кое-какие не совсем ясные детали, но их я тоже вспомню.

Моррейон помолчал, погрузившись в раздумье; несколько голубых и пунцовых звездоцветов быстро потускнели. Моррейон задрожал, словно прикоснувшись к источнику гальванического напряжения; его аккуратно подстриженные седые волосы, казалось, взъерошились. Он сделал медленный шаг вперед; некоторые из чародеев беспокойно пошевелились.

Моррейон заговорил другим тоном, не таким задумчивым и гораздо более решительным – в нем невозможно было не уловить резкость, свидетельствующую о нарастающем гневе:

– А теперь должен кое в чем признаться. – Его блестящие черные глаза останавливались то на одном лице, то на другом. – Я дал понять, что на протяжении эонов моя ярость истощилась. Это действительно так. Рыдания, разрывавшие мне грудь, злоба, заставлявшая меня скрежетать зубами, гнев, из-за которого содрогался и ныл мозг, – все это прошло; вокруг не было ничего, что могло бы подогревать эти эмоции. Горькие думы сменились трагической меланхолией, а затем, наконец, покоем – покоем, который нарушило ваше прибытие.

И теперь меня охватило новое стремление! По мере того как ко мне возвращается прошлое, вместе с ним возвращается желание воздать по заслугам тем, кто меня обманул и предал. Но при этом наблюдается разница. Теперь я холоден и осторожен. Возможно, я больше никогда не смогу испытывать поглощавшие меня когда-то бешеные страсти. С другой стороны, кое-какие периоды моей жизни еще недостаточно прояснились. – Снова несколько красных и пунцовых звездоцветов потеряли яркий блеск; Моррейон напрягся, его голос зазвенел: – Я стал жертвой преступлений, и преступники должны быть наказаны! Архивёльты Музорга заплатят сполна за то, что сделали со мной! Им нет прощения, они не заслуживают никакого снисхождения! Лунатик Вермулиан, сотрите прежние символы с обода навигационного колеса! Отныне наш пункт назначения – планета Музорг!

Вермулиан взглянул на коллег, чтобы узнать их мнение.

Ильдефонс прокашлялся:

– Рекомендую Вермулиану сперва высадить на Земле тех из нас, кого ждут неотложные дела. Затем другие смогут сопровождать Вермулиана и Моррейона к Музоргу. Думаю, так будет удобнее для всех.

Моррейон произнес, тихо и зловеще: