Том 3. Собор Парижской Богоматери

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да, это мой нож, Я виноградарь.

— А этот человек — твой сообщник? — продолжал Людовик XI, указывая на другого пленника.

— Нет, я его не знаю.

— Довольно! — сказал король и сделал знак молчаливой фигуре, неподвижно стоявшей возле дверей, на которую мы уже обращали внимание нашего читателя:

— Милый Тристан! Бери этого человека, он твой.

Тристан-Отшельник поклонился. Он шепотом отдал приказание двум стрелкам, и те увели несчастного бродягу.

Тем временем король приблизился ко второму пленнику, с которого градом катился пот.

— Твоя имя?

— Пьер Гренгуар, государь.

— Твое ремесло?

— Философ, государь.

— Как ты смеешь, негодяй, идти на нашего друга, господина дворцового судью? И что ты можешь сказать об этом бунте?

— Государь! Я не участвовал в нем.

— Как так, распутник? Ведь тебя захватила ночная стража среди этой преступной банды?

— Нет, государь, произошло недоразумение. Это моя злая доля. Я сочиняю трагедии. Государь! Я умоляю ваше величество выслушать меня. Я поэт. Присущая людям моей профессии мечтательность гонит нас по ночам на улицу. Мечтательность овладела мной нынче вечером. Это чистая случайность. Меня задержали понапрасну. Я не виноват в этом взрыве народных страстей. Ваше величество изволили слышать, что бродяга даже не признал меня. Заклинаю ваше величество...

— Замолчи! — проговорил король между двумя глотками настойки. — От твоей болтовни голова трещит.

Тристан-Отшельник приблизился к королю и, указывая на Гренгуара, сказал:

— Государь! Этого тоже можно вздернуть?

Это были первые слова, произнесенные им.

— Ха! У меня возражений нет, — небрежно ответил король.