Моя девочка. Вижу, как по её щекам текут слёзы. Ей очень сейчас сложно.
– Думала, что люблю его. Но он лишь… делал себе имя, – она начинает говорить быстро, – через мою боль прокладывал дорожку наверх. Я хотела убить себя. Хотела исчезнуть и испариться!
Прижимаю её к себе. Вика заливает слезами мою рубашку. Наконец-то её прорвало. Мы сидим, я глажу ее по голове. Птичка высказывает всё, что накопилось.
– А теперь он… – она начинает задыхаться, – решил запеть! Ублюдок! Ненавижу! Хочу, чтобы он сдох!
Он сдохнет, моя девочка. Уж я тебе обещаю. Окупит кровью каждую твою слезинку. Разорву этого тощего ублюдка на сто частей голыми руками.
– Он больше тебя не тронет, – говорю ей, целуя в макушку.
– Обещаете… обещаешь? – всхлипывает.
– Да. Клянусь.
Какое-то время мы сидим в моей машине. Вика успокаивается. На ее сладких губках проявляется подобие улыбки.
– Ну вот, – хочется разрядить обстановку, – ты сама стала называть меня на «ты», птичка.
– Я всю рубашку тебе намочила, – хихикает.
– Плевать. Главное, что высказалась. У меня тут идея родилась.
– Какая?
– Поехали ко мне.
Она отстраняется.
– В смысле, домой?
– Да.
– Но… я… – прячет взгляд и смущается.
– Никаких «но», малыш, – целую её в лоб, – пошли, соберешь вещи.
Она покорно топает за мной. А я чувствую себя мужиком. Героем, блядь! Принцем! Хочу защищать эту крошку.