Мэтт держал Кроху, пока я вводила здоровенную иглу ему в шею. Один из мальчиков держал физраствор, другой – воду. Третий – карманный нож. Еще двое других, постарше, вели наблюдение. Мы влили Крохе физраствор. Пока я оставалась на своей позиции у шеи теленка, мальчики отрезали донышко бутылки и аккуратно влили внутрь воду из канистры. Они работали на пределе сосредоточенности: лили аккуратно, чтобы ничего не расплескать, поднимали бутылку высоко над головами, а потом опускали, чтобы снова наполнить, пока в трубку не попал воздух. Вскоре мы закончили работу. Оставалось только ждать. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и договорились встретиться утром.
Когда я подъезжала к коровьему загону через утренний туман, все вокруг уже заполонили коровы, которые по очереди шли на мытье. Повсюду раздавался звук фенов и машинок для стрижки. Приближалось начало выставки. Заворачивая к загону Крохи, я прочитала про себя короткую молитву. Пусть ему будет лучше. Пусть мне не придется расстраивать мальчишку. Пожалуйста. В загоне первым делом я увидела Мэтта, спящего на раскладушке. Похоже, он проспал рядом со своим теленком всю ночь. Бодрый Кроха навострил уши и повернул ко мне голову, чтобы поздороваться. Его глаза, больше не запавшие, весело блестели. Ну, слава Богу. Команда Мэтта должна была участвовать в выставке только в три часа пополудни, поэтому я не стала его будить – просто немного растолкала, чтобы сказать, что с Крохой все в порядке, и дала ему спать дальше. Капитан его команды, который уже все знал о событиях прошлой ночи – спасибо товарищам Мэтта, – подошел ко мне и горячо поблагодарил.
Через несколько часов я вернулась, чтобы снова проведать своих подопечных. Мэтт, бодрый и свежий, поприветствовал меня с улыбкой. Он был наряжен с иголочки: сапоги начищены, к рубашке аккуратно приколот номер участника. Кроха спокойно жевал жвачку, словно не понимая, какой переполох устроил. Я собралась уходить, но Мэтт остановил меня.
– Вы разве не возьмете с меня денег? – спросил он.
Такая ответственность у десятилетнего ребенка меня просто поразила. У меня в кармане лежал счет на 37 долларов по специальной ярмарочной расценке, но я планировала попросить у капитана команды Мэтта телефон его родителей, чтобы отправить счет лично им.
Когда я рассказала ему про свой план, он ответил:
– Нет, мэм, я сам заплачу, – и вытащил маленький бумажник из кармана своих джинсов. Отсчитав 37 долларов купюрами по одному и по пять долларов, мальчишка решительно вручил их мне.
– А тебе хватит денег до конца ярмарки? На еду? – спросила я.
– Да, мэм. У меня много денег.
Он принялся вычесывать и без того прекрасного Кроху со словами:
– Знаете, мне кажется, он просто хотел внимания!
Сидя на трибуне и наблюдая за выступлением Мэтта и Крохи, я думала о том, как нам, ветеринарам, повезло с профессией. Мне посчастливилось встретить мальчика с теленком, которые растопили мое сердце и сделали мой день лучше. А я всего-то выполняла свои обязанности. Все-таки мы работаем не ради денег: вознаграждение получает наша душа. Ни на что бы это не променяла.
Тяжелый опыт, который меня освободил
В пятнадцать лет я, подросток, растущий в Африке в 1980-е, была настолько уверенной в себе, насколько это возможно в таком возрасте. Мою самооценку можно было черпать ведрами. Я была умна, хороша собой, остроумна, упряма и никому не давала спуску. И собиралась двигаться с той скоростью, которая удобна мне, а остальные должны были подстраиваться. Все должно было быть либо по-моему, либо никак!
У меня все было прекрасно: заботливые родители, любящие братья и сестры, друзья, с которыми я наслаждалась жизнью. Я любила ходить в школу, а еще больше – возвращаться каждый день домой. Но я и не подозревала, что мой уютный мирок уже стоял на пороге катастрофы.
Все началось на кухне – в единственном месте, где я никогда не любила проводить время. Я пыталась зажечь газ из баллона, а в следующий миг – бум! Внезапная огненная вспышка взорвалась мне в лицо. В наступившей темноте я ощупью попыталась выбраться из охваченной огнем кухни, молясь о том, чтобы младший брат, которого я притащила с собой, успел убежать или спрятаться. Было бы несправедливо, если он пострадает от моей беспечности и непослушания. Ведь мама много раз предупреждала меня никогда не разводить на кухне огонь, чтобы ненароком не поджечь газ. Наши крики о помощи услышали соседи, они помогли потушить огонь и оказали нам первую помощь. Пожар мы пережили, но шрамы от него остались у меня на всю жизнь.
За месяц я превратилась из прекрасного подростка с безупречной кожей в морщинистую старушку – по крайней мере, ее лицо я видела в зеркале. Я состарилась на десятки лет, и мое лицо и руки покрыли рубцы. Как же мне теперь смотреть в глаза миру и не чувствовать себя уродиной? Как приветствовать людей своими изувеченными руками? Как вернуться в школу и показаться одноклассникам?
Большую часть времени в больнице я провела в раздумьях, гадая, какой теперь будет моя жизнь. Я вспоминала, как мы с друзьями насмехались над внешностью других людей, которые казались нам несовершенными, и думала, останутся ли у меня теперь друзья. Возможно, семья будет любить меня по-прежнему, но вот друзья вряд ли окажутся столь милосердными и станут терпеть рядом с собой кого-то настолько некрасивого. Уж я-то знаю! В итоге я замкнулась в себе и поверила в то, что жизнь моя больше не имеет смысла. Тогда я могла видеть только физическую сторону существования.