Море играет со смертью

22
18
20
22
24
26
28
30

Выход из роли был быстрый и едва заметный – но он был, уж в таком Марат разбирался. Теперь Зотов снова смотрел на собеседника с искренним беспокойством, словно они сейчас делили одну трагедию на двоих.

И все-таки по какой-то причине Федор Михайлович интересовал его больше, чем следовало. Перед трагедией Зотов разговаривал со стариком. А может, еще что-то произошло? Ведь не зря же Федор Михайлович выглядел одурманенным… Нет, за судебной экспертизой определенно нужно будет проследить. Хотя если за всем стоит Зотов, он сумеет замести и этот след.

– Мне пора идти, – кивнул ему Марат. – Еще раз спасибо за все, что вы делаете.

– О, это взаимно! Не пропадайте, господин Майоров, – усмехнулся Зотов. – Будем сотрудничать, и тогда у нас, глядишь, и получится что-нибудь толковое.

* * *

Когда Борис нашел Полину, она работала. Полина, в отличие от других психологов, не пыталась обустроить временный кабинет и принимать людей в порядке живой очереди. Она ходила по территории отеля и каким-то непостижимым, одной ей понятным способом определяла тех, кому нужна ее помощь. Так, по крайней мере, казалось Борису.

Сейчас она беседовала с семьей, только-только вернувшейся с опознания тел. Две женщины средних лет плакали, прижимались друг к другу, но Полину слушали. А она, как всегда собранная и невозмутимая, мягко им что-то объясняла, повторяла, если надо, осторожно касалась их рук.

Борис не представлял, что можно сказать в такой ситуации. Слова – штука дурацкая, никогда они ничего не исправят! Поэтому он терпеть не мог моменты, когда приходилось сообщать о чьей-то смерти или общаться с родственниками погибших. Но у Полины все получалось, профессию она выбрала правильно.

Разговор вышел долгим и снова успешным. Под конец мужчина и одна из женщин перестали плакать, да и вторая быстро успокаивалась. Они кивали Полине, похоже, благодарили ее. Прощаясь с ними, она выглядела все такой же уверенной и спокойной. Только когда они ушли, позволила себе выдохнуть, чуть сгорбиться, прикрывая глаза рукой, и стало понятно, насколько сильно она вымоталась.

Полина отошла в сторону и устроилась на ближайшей лужайке – села по-турецки на изумрудную траву. Дорожки были далеко, с трех сторон лужайку закрывали лианы, оформленные в живую стену при помощи металлических прутьев. На лианах росли крупные рыжие цветы, похожие на очень большие вытянутые колокольчики.

Борис выждал для приличия пару минут, потом подошел поближе. Он сорвал оранжевый цветок и тоже опустился на траву. Полина вроде как не открывала глаза, казалось, что она вообще спит сидя. Но Борис не сомневался, что она прекрасно знает, кто сейчас рядом с ней.

– У меня бабка жила на юге, я часто ездил к ней, – сказал он, вертя в руках рыжий цветок. – Там такие лианы просто так росли, никто за ними не следил. Мы, мелкие совсем, обрывали цветы, надевали на пальцы и притворялись, что это когти. А название цветка я так и не узнал, хотя видел его еще не раз.

Полина приоткрыла один глаз и покосилась на рыжий цветок.

– Кампсис, – подсказала она.

– Вот! Кто такое упомнит?

– Я помню.

– Ну, ты-то понятно, ты все на свете помнишь!

Она наконец открыла оба глаза и посмотрела на собеседника.

– Боря, я не отказываю тебе в праве зваться цветоводом-энтузиастом, но подозреваю, что пришел ты не за этим. И не для того, чтобы поделиться внезапно нахлынувшими воспоминаниями о детстве у бабули. Ты практичный человек, тебе что-то нужно. Что?

– Разговор есть, просто неприятный, вот и пытаюсь… подсластить пилюлю.

Это было не совсем правдой. Разговор предстоял неприятный, но в то же время желанный. Злорадный по-своему. Сочетание оказалось непривычным: Борису было неловко о таком говорить, он предпочитал решать проблемы другими методами. И все же сегодня эти знания, которые оставалось облечь в слова, тоже были оружием. Пожалуй, слова не всегда бесполезны…