Атаманова казна

– Не ёрничайте. В нашей службе это называется оперативной комбинацией.

– Это называется по другому, полковник. Но об этом позже. Мы приехали.

Железнодорожная станция пыталась переварить огромную массу военного и гражданского люда, и выплюнуть всё это эшелонами на восток. В багровом и стылом свете осеннего, почти ушедшего заката всё это выглядело зловеще, и как-то безысходно. Подталкивая перед собой скованного наручниками пленника, Туманов решительно предъявлял караульным постам удостоверение и представлялся:

– Полковник Макаров, контрразведка фронта.

(Что, собственно, соответствовало истине, ведь он не уточнял, кто из них двоих Макаров). Пройдя на пути, где спешно грузились в столыпины солдаты, затаскивая ящики, походный скарб и заводя лошадей, Туманов проследовал до санитарного эшелона, в конце которого был зацеплен неказистый почтовый вагон, около которого стоял часовой. Представившись, потребовал к себе старшего. В дверях показался молоденький унтер, со знаками различия фельдъегерской связи. Узнав о необходимости предоставить место для полковника контрразведки и его арестанта, он страшно озадачился, пытаясь объяснить, что вагон спецпочты не может быть использован для сторонних целей. На это Туманов резонно заметил, что арестант является государственным имуществом, которое следует доставить в штаб армии лично командующему, и он, целый полковник контрразведки, в условиях перемещения фронта является тем же фельдъегерем, сопровождающим груз. Коротко говоря, место в вагоне было им предоставлено, не смотря на обескураженность старшего вагона и его охраны. Кроме всего, Туманов истребовал своему арестанту камеру для особо важной почты, закрывающуюся решеткой с запором. На неё он и рассчитывал, зная о наличии таких помещений в фельдъегерских вагонах. Не церемонясь, вернул на место кляп и натянул на голову Макарова всё тот же мятый пакет. Устроив таким образом пленника, проверил запоры и передал его караулу вагона, настрого запретив вступать с ним в разговоры и категорически пресекать такие попытки. Сам же направился к начальнику станции, воспользоваться телеграфом.

Телеграфист с сомнением смотрел на текст сообщения, которое требовал отправить незнакомый ему полковник. Возымело действие только удостоверение контрразведки, предъявленное Тумановым, после чего телеграф отстучал в Оренбург: «Бугульма тчк Сергеев тчк». На прямой связи Дутова не оказалось, и выждав ещё пару минут, уже в темноте Туманов вернулся к вагону.

(В это время в Оренбурге проходил Войсковой Круг, завершение работы которого требовало постоянного участия и присутствия атамана. Круг оценил заслуги и успехи атамана производством его в генерал-лейтенанты. Вместе с тем решались острые вопросы снабжения, вооружения, мобилизации и финансирования, и о телеграфном сообщении некоего Сергеева было доложено атаману только спустя два дня, после завершения работы круга. Само собой, на прямой связи Туманова к этому времени уже не было – Бугульма была оставлена частями белой армии.)

Эшелон начал движение сразу, как только Туманов оказался в вагоне, словно ждал команды для этого. Пленный Макаров мирно сидел на полу отведенного ему закутка, и судя по всему, никаких попыток обрести свободу не предпринимал. Туманов милосердно освободил его от колпака и кляпа, оставив только наручники, которые перецепил в положение спереди. Макаров понемногу отошел от шока, в котором пребывал из-за молниеносной перемены своего статуса, смотрел на Туманова с нескрываемым интересом.

– Куда и зачем вы меня везёте? – наконец спросил он.

Туманов, задумчиво разглядывающий редкие огоньки плывущие за тёмным оконцем в решетке, ответил не сразу.

– Думаю, что с вами делать, Олег Александрович, – он подошёл к решётке, за которой находился пленник. Убедился, что их разговор никто не слушает.

– Как источник информации вы мне не интересны. Более того, сейчас вы лишняя обуза. Вместе с тем, следовало бы доставить вас в штаб Каппеля для разъяснений ваших действий, куда, собственно, я и направляюсь. Поэтому считайте, что мы вынужденные попутчики.

–  Вас арестуют. – Макаров заговорил очень тихо, но напористо, – Поверьте, лучшее, что вы можете сделать, это принять мою помощь. Я смогу всё устроить к обоюдной выгоде. Вы же видите, не справиться вам самим с такой задачей.

– Какой? – Туманов внимательно посмотрел в глаза полковника. Тот не смутился, заговорил ещё более азартно:

– Перестаньте. В узких кругах ваш вояж уже секрет Полишинеля. Вы не сможете доставить свой груз через линию фронта. Без моей помощи. С той стороны у вас на хвосте красные, с этой вас ищут наши. Причём, обе службы серьёзные. Вы оказались между молотом и наковальней, неужели не понимаете?

– Странно, почему вы не боитесь показывать такую фатальную осведомленность?

– Подумайте. Я вам не враг. Убивать меня вы не станете именно по этой причине. Уверен, будь я на стороне красных, вы давно бы меня упокоили.

– Вы враг не мне. Вы для самого себя представляете опасность. Этот ваш Шляхтич, он же вас не оставит в покое с таким багажом в голове. Вам бы бежать от него, или воевать с ним, если не трусите, а вы задумали играть в свою игру. Сколько зла и бед принесет ваше двурушничество, одному Богу известно. – Туманов усмехнулся, – Доставлю вас к Каппелю, дальше разбирайтесь сами. А моя миссия не вашего ума дело, забудьте про неё.

Макаров разочаровано сел в угол своей клетки. И не проронил больше ни слова. Прошло около трёх часов, с момента выезда из Бугульмы, караульный растопил чугунную печку, старший вагона принес чай и сухари, откуда-то на столе появился сахарин, вечер переставал казаться мрачным. Разглядывая показавшиеся огни за окном, Туманов откинулся на стенку вагона, и та неожиданно подалась, с грохотом и треском опрокидывая весь вагон с высокого откоса. Одновременно охнувший и поддавший в пол взрыв погасил мерцающий свет печи, превращая в месиво тела, железо, доски вагона. Сознание Туманова заполнил явившийся из ниоткуда образ деда, потом пропал и он. Темнота.

Сидящий на берегу