– … а можно ругаться в бою. Эффект, в общем-то, аналогичный.
– А еще у меня есть вопросы, – сообщил офицер.
– Кэптэн Джонс! – укоризненно сказал стрелок. – Ну как не стыдно? А мы вас чуть в экипаж не приняли! Вот, даже пострелять дали! Как думаешь, командир, если его сейчас грохнуть и выкинуть в люк, удастся списать на боевые потери?
– Не удастся, – пресек офицер. – Боевые потери сами в люки не выпрыгивают. Особенно с дыркой в голове. Ну так что с вопросами?
– Кэп, вот зачем вам неуместное любопытство? – вздохнул командир. – Так славно повоевали, даже живы остались, что особо приятно, и тут на тебе, что да почему…
– А как я вас от трибунала отмазывать буду? – удивился офицер. – Мне надо понять, на основании чего вы действовали именно так! Пока что я знаю то же, что и все: вы с чего-то разрушили створки стартовой площадки и покинули матку задолго до объявления тревоги – то есть дезертировали.
– Опа! – вырвалось у стрелка, и экипаж надолго замолчал.
Офицер их не торопил, разглядывал сквозь прозрачную сферу мельтешение звезд и помалкивал. Экипаж явно соображал, как бы половчее соврать – ну так и ему требовалось время, чтоб продумать, как их половчее прищучить. Летно-подъемные не любили делиться информацией со штабными, ну так и штабные поднаторели в выдавливании искомой, тут уж… кто профессиональней.
– Задавайте вопросы, – вздохнул наконец командир. – Ваша взяла. Кэптэн Джонс.
Офицер четко услышал в последних словах призвук выстрела в затылок и добровольное выпадение в люк, и содрогнулся.
– Причина объявления тревоги, – все же твердо сказал он. – Это первое.
Командир еще раз вздохнул. Поглядел на офицера как-то жалостливо.
– Хороший вы офицер, хоть и штабной, – пробормотал он. – Что вы у нас забыли? Все на войне пансиона дожидаются, а вы-то что делаете? Не понимаю… Ну желаете знать правду, да? Ну вот она вам. А я посмотрю, что вы с ней… а, ладно. Итак, тревога. Кэп, вы в курсе, что матку положено охранять минимум звеном «Чертей»?
– Она охраняется…
– Не в бою охранять, кэп, а всегда. И во время перевооружения. И на профилактическом ремонте. И во время перемирий. Всегда. Это положение записано в устав немалой кровью. Но мы, русские, ребята речистые, языкатые да плечистые, что нам устав? Сказал комэск экономить ресурсы, которые он подворовывает – как ему не подчиниться? Он же не поработать приказывает, а отлынивать! А отлынивать русские готовы и во вред себе! В результате матка охраняется только во время рейдов – ну и когда комиссия на подлете, показуха – это святое. А мы, чтоб вы знали…
– Мы жить хочем, – проникновенно сказал стрелок. – Очень.
– …мы прилепили на корпус матки обычный такой звучок. Какой именно – без разницы, лишь бы он при олл-аут выщелкивался на раз. Европейцы – они же исполнительные! Сказано в начале атаки применить средства подавления электроники – они применяют, даже если давить нечего. Но я думаю, они и предположить не могли, что матка не охраняется. Они же не русские. Свою матку они всегда охраняют. Вот вам причина нашей боевой тревоги, вот вам взорванные створки и все последующее. Для трибунала же мы, кэп, выдвигаем официальное обвинение комэску-один в преступном нарушении устава космофлота, а через него – и директору матки. Можете записать.
Офицер представил, как он станет выдвигать официальные обвинения всесильному директору матки вкупе с психопатом, самодуром и наркоманом комэском-раз, и сглотнул.
– Продолжать? – ласково спросил командир.
– Истребитель должен был погибнуть в первые секунды боя, – с трудом выдавил офицер. – Один против всех… как?
ebooksa