Охота на тринадцатого,

Офицер вышел из зала дознания на подгибающихся от усталости ногах, успел услышать резкую команду:

– Сыну Даждь-бога – слава!

А потом тьма приняла его в ласковые объятия.

Кто первым сказал «сыны Даждь-бога»? Несомненно, это был прозорливый человек. В древности таких звали – пророк. Ну а в нашей истории – майор Быков, командир роты космодесанта, приписанной к штату центральной базы космофлота. Один из тех, без кого новая вера не могла бы состояться – просто хороший человек.

Пятый флот, звездно-радужный флаг

Буковски с жалостью смотрел на своего кумира. Адмирал Штерн был безобразно, чисто по-русски пьян. Пара бутылок в углу кабинета валялась явным доказательством служебного проступка. Буковски присмотрелся и обзавидовался: настоящее виноградное вино от жаркой земли Испании! Таким не стыдно ужраться! К примеру, капитану Буковски о натуральных винах можно было только мечтать. Их же поднимают с Земли на классической тяге, отчего стоимость… космическая.

Старик пошарил бессмысленным взглядом по столу. Смахнул в угол к бутылкам настоящий хрустальный бокал, где тот и разбился с чистым звоном.

– Я зайду в следующую вахту, – пробормотал капитан и попятился к выходу.

Если честно, Буковски не понимал причин адмиральского загула. Ну не нашли русских «Чертей». Ну и что? Значит, они заблудились в космосе, выработали до конца жизненный ресурс, и… и можно про них забыть. Про них и про «тринадцатого».

– Останься, – пробормотал Штерн. – Я пьян. Но я все равно твой адмирал.

Адмирал поднял голову и взглянул на подчиненного осмысленно и твердо.

– Рейдом матки мы перешагнули через запретную черту. У руководства империи совсем другие планы на войну, и очень жесткие договоренности с союзниками. Они, видишь ли, делают на войне бизнес! Сраные продажные сволочи. Такого своевольства нам не простят, у них контракты с русскими под угрозой. С русскими! Что скажешь, капитан? Только честно!

– Я горжусь вашим «мы»! – честно сказал Буковски.

Адмирал усмехнулся и кивнул на кресло. Поразглядывал офицера, словно прикидывая, не выгнать ли его. Или застрелить – приписывали старику и такую экстравагантность. Заговорил адмирал, когда Буковски уже облился холодным потом.

– Руководство империи выразило мне свое недоверие. В грубой форме. Только что. Мне, адмиралу Штерну! Списывают в резерв! Что скажешь, сынок?

– Весь офицерский состав флота будет гордиться, что служил под вашим руководством, сэр! Мы поставили русских на колени и распоряжаемся в их владениях!

– Тогда почему мы не развиваем успех?! – рявкнул адмирал. – Почему меня держат на поводке, как бешеного пса, и вот-вот пристрелят? Почему меня останавливают, когда русских можно добить?

– Превышение уровня допустимых потерь, – пробормотал Буковски, чувствуя неловкость от того, что адмиралу приходится напоминать элементарные истины. – Зачем терять ресурсы и личный состав, если мы и так побеждаем? Российская империя отступает по всем направлениям. Еще лет десять, и мы посадим ее на Землю. И там же закопаем.

– Через десять?! Буковски, так же говорили и десять лет назад, и двадцать, и тогда, когда ты еще не родился!

– Но мы побеждаем, – неуверенно сказал капитан.

– А я хочу не побеждать, а победить! – возмутился адмирал. – Добить наконец русского медведя в его берлоге! Никому прежде не удавалось, а я хочу! Я, адмирал Штерн! Я прославлюсь в веках как убийца самой опасной и непредсказуемой нации в мире – русских! Сейчас – мое время! Мы сильны как никогда!