– Но он конюх!
– Кучер. А также ветеран кампании на Золотом Берегу и войн в Конго. Вы существенно недооцениваете его, если считаете, что он простой исполнитель.
Сбить Мерси с толку, однако, было нелегко.
– Вот именно – исполнитель! Он такой же, как эти новомодные машины. Вы кормите его, а он подчиняется вам. Шарпин способен делать только то, что вы прикажете ему.
– А вы – нет? – Слова Мерси явно забавляли комиссара.
– Если вы пожелаете, чтобы я помогала вам, в вашем распоряжении будет не только ваше мнение, но и моё. Мои предложения, мои идеи.
– Боже милосердный, зачем мне этого желать? – Однако во взгляде Седжвика проскользнула заинтересованность, которой Мерси не наблюдала прежде.
Она сползла на самый край кресла, поэтому, если бы Седжвик захотел, он мог бы схватить сумку, лежащую у неё на коленях.
– Много лет вы пытались расшифровать Книгу бутылочной почты, и сейчас лишь один шаг отделяет вас от величайшего триумфа в вашей жизни. Вы могли бы вступить в открытое противостояние с мадам Ксу и попытаться силой отобрать у неё бутылку с последней главой, причём, вероятнее всего, вы бы преуспели. Однако вам почему-то было важно, чтобы именно я добыла для вас эту главу. Не кто-нибудь, а именно я. Потому что вы понимали, что, несмотря на постигшие меня потери, я тоже вошла во вкус поисков. Потому что вам – возможно, в большей степени, чем мне самой, – было ясно, что я тоже хочу заполучить эту проклятую бутылку и отплатить мадам Ксу. Вами движет страсть, и эту страсть вы цените и в других.
С полминуты Седжвик молча смотрел на неё и только потом ответил:
– Неплохо, дорогая моя. Очень неплохо. Даже не знаю, стоит ли мне тревожиться по поводу того, что вы видите меня насквозь, или именно поэтому таки предложить вам сотрудничество. Возможно, и то и другое.
Мерси понимала, что сейчас нужно попасть в яблочко, чтобы окончательно убедить Седжвика пригласить её. Но как?.. Она сделала единственное, что ей пришло в голову, – улыбнувшись, открыла сумку, сунула руку внутрь и…
– Стойте!
Она подняла на него глаза:
– Что…
Он молча поднёс палец к губам, чтобы она не вздумала продолжать. При этом его взгляд был устремлён не на Мерси, а через её плечо, к главному входу. Во время их прошлой встречи Седжвику как-то удалось устроить так, чтобы в начале их беседы холл внезапно обезлюдел. В этот раз он отказался от этого фокуса, – возможно, он просто больше не считал нужным производить на неё впечатление. Сегодня в холле, кроме них, находилась масса народу: помимо консьержа, служащих на стойке регистрации и мальчиков-посыльных, здесь было десятка два гостей. Некоторые из них расположились на других креслах и диванах, другие направлялись к лестнице, чтобы выйти на улицу.
На фоне всех этих людей бросалась в глаза молодая женщина, только что вошедшая через вращающуюся стеклянную дверь и пересекавшая холл. На ней было испачканное грязью длинное пальто, а под ним простое платье. Посреди многочисленных позолоченных канделябров, люстр и бархатных портьер она выглядела по меньшей мере неуместно. На шее у девушки на широком кожаном ремне висел разложенный деревянный лоток вроде тех, с какими ходили газетчики. Разумеется, они иногда забредали и в «Савой», хотя их обычно быстро выдворяли на улицу. Однако Седжвик, заметив девушку с лотком, неестественно выпрямился, и Мерси встревожилась.
И вдруг она заметила сапоги, носы которых мелькали под подолом платья. Дорогие крепкие военные сапоги с коваными носами. Сложно было вообразить, каким образом этому тщедушному созданию удалось их заполучить. Девушка выглядела моложе Мерси, её светлые волосы свисали слипшимися прядями, у губ залегла жёсткая складка, как у многих, принадлежавших к лондонским низам.
– Ей нечего здесь делать, – тихо произнёс Седжвик.
К тому же мнению, похоже, пришёл и консьерж отеля, напыщенный господин во фраке. Он выступил из-за своей стойки и поспешил за девушкой в дальнюю часть холла, куда она уже успела добраться.