Теперь она плакала и рылась в сумочке в поисках салфетки. Он протянул ей свой платок, и она вытерла глаза.
– Можешь говорить все что хочешь, Билли. Можешь злиться, можешь придираться ко мне. Можешь вообще испортить все впечатление от нашего отпуска, если хочешь. Но я люблю тебя, Билли, и я должна сказать то, что нужно сказать. Когда люди начинают терять вес без всякой причины, это может означать заболевание. Это даже одно из семи предостережений рака. – Она сунула ему платок обратно. Когда он взял его из ее рук, пальцы Хейди были холодными.
Слово было произнесено. Рак. Рифма: рак – дурак. Одному Богу известно, сколько раз это слово возникало в голове с тех пор, как он встал на весы возле обувного магазина. Так отворачиваешься от назойливых крикливых нищих… или от хватких цыганят, бегущих по улице впереди табора. Цыганята пели странные песни – вроде бы и монотонные, но в то же время завораживающе-приятные. Они умели ходить на руках, удерживая босыми ногами тамбурины. А как они жонглировали! Любой «шапито» за пояс заткнут. Крутят пластмассовые тарелки на пальцах и даже на носу, да еще смеются при этом. Похоже, что все заражены какими-то кожными заболеваниями, много косоглазых, с заячьей губой. Когда обнаруживаешь перед собой внезапно такое дикое сочетание бурной жизненной активности с уродством, ничего не остается, как отвернуться. Нищие, цыганята, рак. Такое беглое порхание мыслей испугало его.
Но все равно – лучше припечатать словом.
– Я себя просто классно чувствовал, – повторил он свою мысль уже, наверное, в шестой раз с тех пор, как Хейди ночью начала задавать вопросы о его здоровье. Да ведь так оно и есть, черт подери! – Я зарядку делал, кстати.
Тоже верно… по крайней мере последние пять дней. И по Лабиринту поднялись вместе. Хоть и одышка мучила всю дорогу, и живот пришлось поджимать в узких расщелинах, но ведь нигде не застрял. Да Хейди сама страдала от одышки даже больше, чем он, – дважды просила остановиться передохнуть. Билли дипломатично не упомянул ее частые перекуры.
– Я верю, что ты себя отлично чувствуешь, – сказала она. – Это замечательно. Но замечательно было бы еще и к врачу сходить. Ты уже более полутора лет у него не проверялся. Уверена, что доктор Хустон по тебе соскучился.
– А я думаю, он сам всего лишь мелкий наркоман.
– Мелкий – что?
– Ничего.
– Билли, говорю тебе, невозможно потерять двадцать фунтов за две недели благодаря лишь утренней зарядке.
– Я не болен.
– Ну, тогда можешь просто посмеяться над моей мнительностью.
Остаток пути до Фэйрвью ехали молча. Халлеку хотелось обнять ее, сказать – да, конечно же, он так и сделает, как она советует. Но помешала странная до абсурдности мысль. Абсурдная, но исключительно тревожная.
Безумная идея, но из головы никак не выходила:
Линда приветствовала их поцелуями и, к обоюдному изумлению, вытащила из духовки великолепную пиццу с грибами. Обслуживала всех на бумажных тарелочках, на которых нарисовала большого любителя этого блюда, кота Гарфилда. Спросила, как прошел у них второй медовый месяц, и, прежде чем они успели раскрыть рты, чтобы рассказать ей о своем путешествии, она закричала: «Ой! Кстати, чуть не забыла!» – и в течение всего обеда пересказывала им содержание сериала ужасов. Естественно, ей самой это было куда интереснее, чем родителям, но Халлек и его супруга пытались слушать со вниманием. Еще бы – столько новостей за неделю!
Убегая, Линда звонко чмокнула Халлека в щеку:
– Пока, худоба!
Халлек понаблюдал в окно, как она оседлала велосипед и помчалась по улице с развевающимся «хвостом». Потом повернулся к Хейди с потрясенным видом.