Августина лучше всех

22
18
20
22
24
26
28
30

Амалия назвала украшение диадемой, но на самом деле благодаря расходящимся золотым лучам-молниям оно больше напоминало корону.

Увидев эту невероятную драгоценность, и Терри, и Альстав почему-то необычайно взволновались. Старший гесс Ярин даже попытался перехватить руку жены, протягивающую диадему, но Амалия игриво увернулась и, водрузив украшение мне на голову, многозначительно посмотрела на Терри, присоединяясь к восхвалениям Гусмы.

— Ну разве не хороша?

По рассерженным лицам мужской половины Яринов я поняла, что одолженная диадема имеет для них какое-то тайное значение. Но поскольку никто не проронил ни слова, я посчитала, что могу ее оставить. Тем более дворецкий известил нас о гессе Северине ожидающем в холле, и стало совсем не до украшений.

Мой план был принят!

Я изменила бы себе, не отметив здесь, что Ролан в отличие от остальных был сражен моим внешним видом как полагается. Впрочем, когда его глаза остановились на диадеме, темные брови сдвинулись, и мой фиктивный «жених» бросил внимательный взгляд на Терри. Ни от кого не укрылось бесстрастное выражение лица гесса Ярина, которое гость получил в ответ. Это было настолько несвойственно для Лося, моего несерьезного и легкомысленного Лося, что я помню картину до сих пор.

Если бы кто-то сказал мне о причине в тот момент, украшение я сняла бы немедленно.

***

— Кто надел на вас эту диадему? — заинтересованно спросила Лилия, когда я, безбожно сминая юбки, влезла в карету Северинов.

— Гесса Ярин.

— Тогда понятно. Милая сообразительная Амалия. Это знак для тебя, дорогой. — Она покосилась на последовавшего за мной пасынка. — Не трогай то, что уже присмотрели для себя другие.

Я нахмурилась.

— С этой диадемой что-то не так? Лу?

Лунара хотела ответить, но мать ее перебила:

— Нет-нет, дорогая, она вам очень идет и удивительно сочетается с этим эпатажным платьем.

Лу закатила глаза и, беззвучно двигая губами, выговорила слово «потом» так, чтобы Лилия не заметила.

Дом Диди Влевской оказался шикарным особняком на одной из главных улиц города. Высокие арочные окна горели огнями, а к парадному крыльцу стояла целая очередь из экипажей, так что мы провели в ожидании не менее получаса, прежде чем высокий лакей в ливрее с золотыми галунами открыл дверцу кареты и выпустил нас на волю.

Глупость, конечно, мы бы спокойно преодолели эти оставшиеся несколько метров и пешком по весьма чистой мостовой (есть у меня подозрение, что настолько чистой она стала только перед балом), но, похоже, ради торжественного появления все гости были готовы пойти еще и не на такие жертвы.

Пока приглашенные важной вереницей шествовали к дверям бального зала, я имела возможность убедиться, что ни одно платье не привлекало внимание так, как мое. Да, здесь были густо-зеленые, синие и даже приглушенно-оранжевые наряды, но только мой будто бы горел огнем и разбрасывал вокруг красноватые искры от пайеток.

Я вспомнила, как гесса Версавия остерегала Флору от сравнения себя с другими людьми, и утешилась лишь тем, что делаю это не из-за внутренней неуверенности, а исключительно в интересах дела.