– Узрите же! – Джонджон величественно взмахивает рукой, нажимает что-то на экране телефона, и под зазвучавшую паршивенькую поп-музыку моя семья, друг за другом, с важным видом начинает дефилировать по коридору.
Я оборачиваюсь. И в полном шоке застаю следующую сцену.
Старшая тетя, вторая тетя, ма и четвертая тетя, одетые в самые откровенные платья ядерно-фиолетового цвета, идут мне навстречу. Ничего ужаснее я еще не видела. Никогда. Как же мне описать этот оттенок фиолетового? Это как если бы цвета «розовый фламинго» и «синий электрик» родили ребенка, а потом этот ребенок занюхал дорожку кокаина и начал бить вас по лицу. В общем, очень фиолетово. А еще это обилие разных материалов. Тафта, вышивка и блестки. Господи, как много блесток. При каждом движении кристаллы и стразы на нарядах мамы и тетушек просто ослепляют меня своим сиянием. Но это еще цветочки.
– Что это за штуки у вас на головах? – от ужаса я произношу это тихим голосом, но четвертая тетя, должно быть, по ошибке уловила в нем некий благоговейный трепет, потому что начинает жеманно хлопать своими накладными ресницами, глядя на меня.
– Разве они не великолепны? – Она нежно проводит рукой по непонятной штуке у себя на голове. – Это называется фасинатор[1]. Они идеально подходят для английских свадеб. Мы как раз отлично впишемся в обстановку.
– С этой штукой на голове? Я думаю, что… я… но… – бормочу я.
– Айя, тебе не нравится! – вскрикивает мама. Она поворачивается к своим сестрам. – Я говорила вам, говорила же. Комодский варан – плохой выбор, надо было остановиться на фламинго!
Я хочу что-то сказать, но не могу вымолвить ни слова.
Что вообще можно сказать, столкнувшись с четырьмя женщинами, на головах которых устроились комодские вараны, каждый по двадцать пять сантиметров в длину? Ну, по крайней мере, они неживые. Наверное.
– Они ведь ненастоящие, да?
Не знаю, смогла бы я простить свою семью, если бы они оказались настоящими.
На это Джонджон самодовольно улыбается.
– Они выглядят настоящими, правда? Я понимаю, почему ты так подумала: искусная работа, мастер потрудился на славу, да?
Просто нет слов, опять. Вараны находятся в разных позах, одна страннее другой, но при этом они каким-то образом сочетаются с личностью каждой женщины. Варан старшей тети стоит на двух задних лапах, а его передние – в позиции «руки в боки», как у той самой азиатской тетушки, которая не одобряет твой жизненный выбор. Варан второй тети, конечно же, растягивается в какой-то причудливой позе тай-чи. У мамы варан сидит, чопорно потягивая чай. Да, в его лапах действительно есть крошечная чайная чашка. А у четвертой тети варан поет в караоке.
Я поворачиваюсь к Яньяну. Может быть, он сыграет плохого полицейского и спалит весь этот нелепый наряд дотла? Как и я, он тоже с открытым ртом пялится на их фасинаторы. Он протягивает руку и касается варана четвертой тети так осторожно, будто боится, что тот оживет и цапнет его за руку.
– Невероятно, – произносит он.
Я бочком подхожу к нему и шепчу:
– Ты имеешь в виду нелепо?
Он окидывает меня взглядом, и лишь тогда я замечаю, что на его лице написан не столько шок, сколько радостное удивление.
– Какое мастерство. Чешуя, а эти глаза!