- А вы видели его исследования, святой отец? Среди волшебников нередки такие, кому знания важнее законов. Им кажется, что Мистерия заключает их в слишком жесткие рамки – и они ее покидают. Многие из них находят приют у Бельзедора – и это еще относительно безобидный вариант, скажу я вам. Потому что альтернатива... альтернатива вот.
Танзен и Массено стояли у стенда Токхабаяжа, восьмого лауреата премии Бриара первой степени. Здесь высилась его статуя – того, каким он был при жизни. Заурядного довольно мужчины среднего роста и средних лет – смуглого, горбоносого, с высоким лбом и редкими волосами. В самой обычной одежде, в самой обычной обуви. Без посоха, без шляпы, без каких-либо иных аксессуаров.
Встретишь такого на улице – скользнешь равнодушным взглядом и тут же забудешь. Даже не подумаешь, что мимо прошел будущий Антикатисто.
Конечно, ничего нового они здесь не узнали. Массено уже видел портрет Токхабаяжа и читал его биографию. Даже несколько биографий. Но все же ознакомиться с его стендом в музее тоже оказалось нелишним.
Монах смотрел на его инструменты и личные вещи, на старую тунику, сандалии и набор для маноры, и размышлял о том, что ведь когда-то это существо было нормальным человеком. Талантливым волшебником. Исследователем. Искателем нового.
Смотрел – и пытался понять, что его побудило стать таким. Что заставило объявить войну всему волшебному миру. Почему он с таким маниакальным упорством это делает, что даже сумел возродиться из мертвых. И не единожды, а дважды. Или даже трижды, если верна теория Медариэна.
Очень важно понять побуждения того, с кем сражаешься. Главные враги солнцегляда – создания, что боятся лучей Золотой Императрицы. Ночные твари. Нечисть. Восставшие трупы. Злые духи. Но даже среди тех, чьи души отравлены Тьмой, не бывает таких, что злы просто потому, что злы. Даже самыми ужасными существами движут какие-то чувства или помыслы.
Одни голодны и стремятся этот голод утолить. Другие обезумели и слепо разрушают все на своем пути. Третьи претерпели некую обиду и охвачены мстительной ненавистью. Четвертые имеют прибыль с бессмертной души и жаждут эту душу заполучить. Пятые извратились настолько, что испытывают удовольствие от чужих страданий.
А что движет Антикатисто?
Здесь, на стенде, об этом ничего не сообщалось. Да и вообще он был посвящен больше смертной жизни волшебника Токхабаяжа, а о том, кем тот стал, впрямую даже не говорилось. У чужестранного паломника вполне могло создаться впечатление, что сей ученый муж был не более чем талантливым чародеем-изыскателем, который просто совершил к концу жизни некоторую оплошность, за которую коллеги его дружески пожурили.
Подробности же... они оставались за кулисами.
- У нас не любят выливать помои из окон, - кисло заметил Танзен, смотревший на тот же стенд. – В этом музее часто бывают дети и иностранцы. Не нужно им знать, как иногда заканчивают волшебники. Ябудаг, Аристинда, даже Лиадонни... заметьте, как изящно в их биографиях обойдены неудобные моменты.
- До недавнего времени я даже не подозревал о том, что Антикатисто когда-то существовал, - согласился Массено. – Хотя, кажется, это не тайна. Мэтр Мазетти выдал мне множество книг о нем...
- Не тайна, конечно, - отвел взгляд Танзен. – Просто мы это не афишируем. Не хочется вспоминать лишний раз, знаете ли. Наверняка и в истории церкви есть эпизоды, которые вы предпочитаете не ворошить...
Массено ничего не ответил, но его молчание было красноречивей любых слов.
- Вот видите, - криво усмехнулся Танзен. – Мы не такие уж разные.
- Я никогда и не утверждал, что мы разные, мэтр.
- Конкретно вы, может, и не утверждали...
Мимо прошла группа школьников, и Танзен смолк. Дети остановились у соседнего стенда – Уль-Шаама, великого волшебника-дракона. Его статуя и впрямь была зрелищней всех – почти до потолка, с лазурной чешуей, ветвистыми рогами и длиннющими сомовьими усами. Бывший волшебник Радож Токхабаяж рядом с ней совершенно терялся.
- Пойдемте, - негромко предложил Танзен. – Вряд ли мы здесь что-нибудь почерпнем.