— Я тут подумал, значит, все насчет проклятия просто злые слухи, — пробормотал Наоэ. — Интересно, то, что она ненавидела Сиохара — тоже ложь?
— Как знать, — туманно отозвался Чиаки и добавил: — Хоть она и не желала ему смерти, но я все-таки думаю, что ненавидела, иначе онре Хисахидэ не вселился бы в нее.
— Значит, злоба Хисахидэ смешалась с эмоциями Наги-сан? Но теперь ей, наверняка, будет нелегко.
— С ней все будет хорошо, — доброжелательно заверил Чиаки, откинувшись в кресле. — Что бы там не болтали, а пока есть люди, которые о ней заботятся, бояться нечего. Она справится, — и он добавил: — Бьюсь об заклад, годков через пять она станет выдающейся женщиной. Жду с нетерпением!
Наоэ подавился, а Такая, доселе молчавший, сменил тему:
— Хисахидэ так и не показался. Где бы он мог быть? Может, надо покончить с ним поскорее?
— Верно. Раз он контролировал Хирагумо на расстоянии, то неизвестно, где он находится на самом деле. Определенно, где-то рядом, около древней столицы.
— Но если он спелся с Акети Мицухидэ… — сморщившись, простонал Чиаки, — то Мицухидэ сейчас небось весь на нервах, да? Его ведь Нобунага на куски порвет, как Тузик грелку.
— Как бы то ни было, а забот много, — притормозив перед светофором, Наоэ обратился к сидящему рядом Такае. — Я уверен, теперь Ями Сэнгоку разгорится еще сильнее. Кончились наши каникулы, Кагетора-сама.
— Мм… — Такая невыразительно взглянул на него и отвернулся. — … Ага.
Такая рассеянно изучал пейзаж за окном. Сасса Наримаса… Вассал Оды Нобунаги, генерал Эттю. Четыреста лет назад он соперничал с Уэсуги за контроль над северным Эттю и Этиго. Да и после смерти Кэнсина множество жестоких сражений прогремело между ним и Кагекацу, следующим главой клана Уэсуги.
«Кагекацу…»
Как во сне, он мысленно повторял это имя. Хоть и не возникало никаких ярких впечатлений, но чувства — давящие, невыносимые — поднимались в груди. Печаль, агония… Младший брат, с которым они сошлись в смуте при Отатэ.
«Уэсуги Кагекацу…»
В молчании Такая слегка закусил губу, а Наоэ пристально смотрел на него. Да, Кагетора несомненно начал набирать силу и припоминать то, что некогда знал. Тогда, наверное, и память о том… «Кагетора-сама!» — беззвучно выкрикнул он, а потом понял, внезапно и запоздало, что свободно думает о Такае как о Кагеторе, когда бывает с ним рядом: каждый поступок Такаи, каждое слово в точности напоминало поведение Кагеторы. Наоэ взглянул на него по-новому.
«Может ли такой человек вынести все, что пока запечатано внутри? Сможет ли он принять прошлое? Сможет ли выстоять и понять чрезмерную жестокость воспоминаний четырехсотлетней давности? Или все же сломается? А еще…»
В сознание просочились темные мысли. Когда Кагетора вспомнит… значит ли это, что его, Наоэ, оттолкнут? Тебя одного я не прощу до конца вечности! Значит ли это, что полные ненависти слова снова полетят в лицо?
«Нет, пускай он сломается».
Так будет куда лучше: ведь тогда можно собрать осколки в горсть и никогда не отпускать. Этот человек достанется ему, человек, любовь к которому больше никто не способен пронести через всю вечность. И пусть есть те, кто любит его, те, кого любит он… Наоэ никому не позволит и пальцем его коснуться. Он не отдаст его.
«Никому».